Шырав

Лушка

Лушка ҫаврӑнса тӑмарӗ, айккинелле пӑрӑнмарӗ, питне тутӑрпа та хупламарӗ.
Лушка не отвернулась, не отошла в сторону, не закрыла лица платком.

Нумаях пулмасть, сӗм ҫӗрле, Давыдовпа Лушка ҫеҫен хирте, хутортан инҫетре ларакан ҫил арманӗн хуралҫипе тӗлех пулчӗҫ.
Не так давно, в глухую полночь, Давыдов и Лушка в упор наткнулись на сторожа ветряной мельницы, находившейся далеко в степи, за хутором.

Епле вӑрттӑнра тытӑн-ха ӑна, намӑса пӗлмен Лушка ҫакна пытарма мар, юри куҫ умне кӑларма тӑрӑшнӑ пулсан.
Да и как можно было сохранить эти отношения в тайне, если беззастенчивая Лушка не только не хотела их скрывать, а даже нарочно выставляла напоказ.

Ҫитменнине тата леш Лушка Нагульнова, ялан ун ҫинчен шутлани, шухӑш вӗҫни…
А тут еще эта Лушка Нагульнова и постоянные мысли о ней, всякие мысли…

Анчах Лушка мана пӑрахас ҫук…
А Лушка мне верная…

— Макарӑн Лушкийӗ колхоз председателӗ ҫумне ҫыхланма пуҫланӑ пулас-ха, — хӑюсӑртараххӑн пӗлтерчӗ Яков Лукич, Лушка Давыдов патне хваттерне чупнине пӗр хут ҫеҫ мар курса асӑрханӑскер.
— Лушка-то Макарова вроде к председателю колхоза зачала прислоняться, — нерешительно сообщил Яков Лукич, не раз примечавший, как Лушка бегала к Давыдову на квартиру.

Анчах Лушка, мӗнле пуҫланӑ, ҫавӑн пекех кӗтмен ҫӗртен сасартӑк кулма чарӑнчӗ, урисене тӑсса хучӗ те, алтупанӗпе пӗҫҫисене тата хырӑмне шӑлкаласа, кӑштах хӑйӑлтатакан пулнӑ телейлӗ сассипе, шухӑша кайса, ҫапла каларӗ:
Но Лушка так же неожиданно оборвала смех, вытянула ноги и, гладя ладонями бедра и живот, раздумчиво сказала, голосом чуть охрипшим и счастливым:

Унтан Лушка кӗтмен ҫӗртенех ҫивӗччӗн вӑрт-варт тӑрса ларчӗ, хуҫлатнӑ чӗркуҫҫисене аллисемпе ыталаса илчӗ те сасартӑк куласси килсе кайнипе чӗтре-чӗтре, сасӑсӑр кулса ячӗ.
Потом Лушка приподнялась с неожиданной живостью, охватила руками свои согнутые в коленях ноги и затряслась от приступа беззвучного смеха.

Лушка ҫаплах-ха, аллисене саркаласа хурса, куҫӗсене ӗшенчӗклӗн хупӑнтарнӑ та, месерлех выртать.
Лушка все еще лежала на спине, раскинув руки, устало смежив глаза.

Лушка юбка аркине пуҫтарса тытрӗ те, тирпейлӗ ҫын сӗннӗ пек, ҫапла каларӗ:
Лушка подобрала юбки, хозяйственно предложила:

Леш «мелионопуспа» та ҫавнашкалах пулчӗ: ҫав тӑмсая — Любишкина — фактически кӑтартса патӑм ӗнтӗ, пирӗн условисенче ҫав тырӑ, пӗтӗм агрономи кӑтартӑвӗсене шута илсе каласан, чи юрӑхли пулать, терӗм… — Давыдов ҫӗнӗрен хӗрсе кайрӗ, ӗнтӗ вӑл, хӑйӗн юратнӑ «урхамахӗ» ҫине утланнӑскер, тахҫанчченех тата хавхалансах калаҫнӑ пулӗччӗ, анчах Лушка, кун пек калаҫӑва урӑх ниепле те тӳссе тӑраймасӑр, пӳлсе хучӗ:
И то же самое с мелионопусом: фактически доказывал этой дубине — Любишкину, что в наших условиях эта порода по всем агрономическим данным наиболее подходяща… — Давыдов снова оживился и, попав на своего «конька», говорил бы долго и с увлечением, но Лушка прервала его с явным нетерпением:

Тӗттӗм тӑкӑрлӑк тӑрӑх чылайччен нимӗн чӗнмесӗр юнашар утса пычӗҫ, унтан Лушка, Давыдов мӗнле шухӑшпа пурӑннине пӗтӗмпех ҫав тери хӑвӑрт тавҫӑрса илнӗскер, ҫапла ыйтрӗ:
Шагали рядом по темному проулку, долго молчали, потом Лушка, необычайно быстро познавшая все заботы Давыдова, спросила:

Часах Лушка килне кайма пуҫтарӑнма тытӑнчӗ.
Вскоре Лушка засобиралась домой.

— Ҫук ӗнтӗ, ан тив мансӑрӑнах вӑл хуҫалӑха тытса пыччӑр, — ассӑн сывласа илчӗ Лушка, — унта мансӑр пуҫне те пӗтӗм ӗҫе йӗркелесе яма тивӗҫлӗ ҫынсем пур.
— Нет уж, пущай без меня хозяйствуют, — вздохнула Лушка, — там и без меня есть кому в порядок все произвесть.

Лушка ларма чӗнмесӗрех иртсе ларчӗ те, виҫҫӗмӗш бригадӑра тырӑ акас ӗҫ епле пыни ҫинчен, Гремячий Лог хуторӗнче йӗркеленӗ ӗне ферминчи хӑй асӑрханӑ йӗркесӗрлӗхсем ҫинчен тимлесех калаҫу пуҫласа ячӗ.
Лушка, не ожидая приглашения, села и по-серьезному начала разговор о севе в третьей бригаде, о замеченных ею непорядках на организовавшейся в Гремячем Логу молочной ферме.

Пӗр пӗчӗк кӑлтӑк ҫеҫ пур унӑн: шӑлӗ катӑк унӑн тата чи курӑнмалла ҫӗрте, шӑпах малти шӑлӗ ҫук; анчах Лушка хӑй куҫ хывса пурӑнан ҫыннӑн сӑн-сӑпатӗнчи ҫав ҫитменлӗхпе те килӗшрӗ.
Был у него один малый изъян: щербатинка во рту, да еще на самом видном месте — в передке; но Лушка примирилась с этим недостатком в наружности облюбованного ею.