Шырав

Ефимыч

— Ку аван вӑл, — терӗ Ефимыч пире лӑплантармалла.
— То ничего, — успокоительно сказал Ефимыч.

— Кӑлӑхах, кӑлӑхах ун пек тӑватӑн, Ефимыч!
— Напрасно, напрасно, Ефимыч!

Кайса кил, Алексей Антонович, эпӗ ун патне каймастӑп, — терӗ те вӑл юлашкинчен татӑклӑн яланхи пекех пуҫӗ ҫине ҫӗлӗкне тӑхӑнтартса тартма тӑчӗ, анчах вӑл алӑра ҫук пулчӗ, вара Ефимыч сурчӗ те хушса хучӗ:
Сходи, Лексей Антонович, а я… к нему не пойду, — заключил он решительно, попробовал было нахлобучить по привычке шапку, но ее не оказалось, Ефимыч плюнул и добавил:

— Арҫури пӗлет ӑна, тем шутланӑ вӑл! — ҫаплах-ха ҫилленсе калаҫнӑ Ефимыч, унтан, Пшеничкин еннелле ҫаврӑнса лӑпкӑраххӑн ыйтнӑ:
— А леший его знает, что он там загадал! — все еще сердился Ефимыч и, обернувшись к Алеше Пшеничкину, уже спокойнее попросил:

Ефимыч тарӑхсах вӑрҫнӑ:
Ефимыч негодовал:

Юлашкинчен Ефимыч кӗсмене ҫӗрелле персе лач! сурнӑ та: — Шуйттан пӗлет, темле ҫын вӑл! — тенӗ.
Наконец Ефимыч бросил оземь весло, плюнул и сказал: — А чорт его знает, что он за человек!

Икӗ кӗсменрен тата пальторан йӑпӑрт ҫеҫ наҫилкка тунӑ, ун ҫине тӑлӑп тӑхӑнтартнӑ Йӑкӑната хунӑ та сӑрт ҫинелле йӑтса кайнӑ: малта — Пшеничкинпа Ефимыч, хыҫалта — Петр Кузьмич хӑй тата Платонов.
Из двух весел и из пальто моментально соорудили носилки, положили на них Игната в тулупе и понесли на гору: впереди — Пшеничкин и Ефимыч, позади — сам Петр Кузьмич и Платонов.

Сӑртран тӑлӑп сӗтӗрсе аннӑ та унпа героя тӳрех хупласа лартнӑ, Ефимыч ӑна хӑйӗн така тирӗнчен ҫӗленӗ ҫӗлӗкне тӑхӑнтартнӑ.
С горы приволокли тулуп и сразу набросили на героя, а Ефимыч нахлобучил ему свою громадную баранью шапку.

Йӑкӑнат Ефимыч кӑшкӑрнӑ еннелле ҫаврӑннӑ та икӗ минутран ҫырана тухса тӑнӑ.
Игнат повернул на зов Ефимыча и две минуты спустя был уже на берегу.

Кунта-а! — кӑшкӑрнӑ Ефимыч, ҫыран патӗнче пӑрсем чарӑнса тӑнине курса.
Сюда-а! — кричал Ефимыч, заметивший у берега затор льдин.

Виҫӗ арҫын, Ефимыч ертсе пынипе, кимӗ сӗтӗрнӗ.
Трое мужчин во главе с Ефимычем тащили лодку.