Шырав

Давидова

Анчах эпир Павӑлпа иксӗмӗр пӗтӗмпех пылчӑк та хурт-кӑпшанкӑ тавраш ҫисе пӗтернӗ, вилекен Давидова ҫуса тасатсан, пирӗнтен кулма тапратрӗҫ, хӑйсем ҫинчен кӗписене хывса, пире унта шырама сӗнетчӗҫ, мунча кӳртекенсем тетчӗҫ пире, тата эпир темскер намӑс та пит кулӑшла япала тунӑ пек, ҫав тери мӑшкӑласа кулатчӗҫ.
Но когда мы, я и Павел, вымыли изъеденного грязью и насекомыми, умирающего Давидова, нас подняли на смех, снимали с себя рубахи, предлагая нам обыскать их, называли банщиками и вообще издевались так, как будто мы сделали что-то позорное и очень смешное.

Ҫавӑн чухне вӑл мантан пӗр-ик ҫул аслӑрах, ҫаврака куҫлӑ ачаччӗ; ҫивӗчскер, ӑслӑ та тӳрӗскер, вӑл пултаруллӑ пулнӑччӗ: кайӑксене кушаксемпе йытӑсене аван ӳкеретчӗ тата мастерсем ҫинчен карикатурӑсем тӗлӗнмелле вӑрт-варт туса хуратчӗ, яланах вӗсене кайӑксем пек ӳкеретчӗ: Ситанова — хӑрах ура ҫинче тӑракан хуйхӑллӑ шыв чӑххи пек, Жихарева — пуҫ тӳпинче тӗксем ҫак тата кикирикне татса илнӗ автан пек, чирлӗ Давидова — хӑрушӑ текерлӗк пек шутлаттӑм.
Тогда он был круглоголовым мальчонком, года на два старше меня, бойкий, умненький и честный, он был даровит: хорошо рисовал птиц, кошек и собак и удивительно ловко делал карикатуры на мастеров, всегда изображая их пернатыми Ситанова — печальным куликом на одной ноге, Жихарева — петухом, с оторванным гребнем, без перьев на темени, больного Давидова — жуткой пигалицей.