Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Калугин хӑй килте, хӑрушлӑх ҫук ҫӗрте иккенне тӗлӗнмелле килленӳпе туйса илчӗ, каҫхи кӗпине тӑхӑнса ярса, вырӑнӗ ҫине выртса, ҫапӑҫу мӗнле-мӗнле пулса иртни ҫинчен Гальцина каласа та пачӗ ӗнтӗ вӑл, паллах, хӑйне ырламалларах каларӗ вӑл кӑна, каласа панӑ тӑрӑх, вӑл хӑй, Калугин, ӗҫчен те харсӑр офицер иккенни курӑнса тӑрать ӗнтӗ, ман шухӑшпа, кун пирки сӑмах хускатма та, асӑрхаттарма та кирлӗ мар пек, мӗншӗн тесен кӑна пурте пӗлсе тӑнӑ тата ун пирки иккӗленме вӗсен, ҫапӑҫура вилнӗ Праскухин ротмистрсӑр пуҫне ӗнтӗ, нимӗнле права та, сӑлтав та пулман.

С удивительным наслаждением Калугин почувствовал себя дома, вне опасности, и, надев ночную рубашку, лежа в постели, уж рассказал Гальцину подробности дела, передавая их весьма естественно, — с той точки зрения, с которой подробности эти доказывали, что он, Калугин, весьма дельный и храбрый офицер, на что, мне кажется, излишне бы было намекать, потому что это все знали и не имели никакого права и повода сомневаться, исключая, может быть, покойника ротмистра Праскухина.

12 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.