Шырав

Бэла

Бэла, паянтан вара эсӗ крепоҫ валӗ патне тухса ан ҫӳре», — терӗ вӑл.
Бэла, с нынешнего дня ты не должна более ходить на крепостной вал».

Вӑхӑт кӑштах иртсен, Печорин сунартан таврӑнчӗ; Бэла ӑна мӑйӗнчен уртӑнчӗ, йынӑшмарӗ те вӑл, ӳпкелешмерӗ те ҫапла нумай ҫӳренӗшӗн…
Четверть часа спустя Печорин вернулся с охоты; Бэла бросилась ему на шею, и ни одной жалобы, ни одного упрека за долгое отсутствие…

— Ку ман атте лаши, — терӗ Бэла, мана алӑран ярса тытса; — хӑй ҫулҫӑ пек чӗтрет, куҫӗ йӑлтӑртатать.
— Это лошадь отца моего, — сказала Бэла, схватив меня за руку; она дрожала, как лист, и глаза ее сверкали.

— Бэла, пӑх-ха, — терӗм эпӗ, — санӑн куҫу лайӑх курать, мӗнле джигит ҫав, кама тӗлӗнтерме килнӗ вӑл кунта?..
— Посмотри-ка, Бэла, — сказал я, — у тебя глаза молодые, что это за джигит: кого это он приехал тешить?..

— Итле-ха, Бэла, — терӗм ӑна, — арку ҫумне ҫӗлесе янӑ пек, ялан кунта лармалла мар-ҫке унӑн: вӑл ҫамрӑк ҫын, тискер кайӑк хыҫҫӑн ҫӳреме юратать, — ҫӳрет-ҫӳрет те килет акӑ; эсӗ пӗрмаях ҫапла кулянса тӑрсан, ӑна йӑлӑхтарса та ҫитерӗн.
— Послушай, Бэла, ведь нельзя же ему век сидеть здесь как пришитому к твоей юбке: он человек молодой, любит погоняться за дичью, — походит, да и придет; а если ты будешь грустить, то скорей ему наскучишь.

Пӗр ирхине кӗретӗп те вӗсем патне — хальхи пекех куҫ умӗнче-ха: Бэла хура пурҫӑн бешмет тӑхӑннӑ, кравать ҫинче ларать, шуралса кайнӑ хӑй, салху: эпӗ хӑрасах ӳкрӗм.
Одно утро захожу к ним — как теперь перед глазами: Бэла сидела на кровати в черном шелковом бешмете, бледненькая, такая печальная, что я испугался.

Лайӑх хӗрччӗ ҫав Бэла!
Славная была девочка, эта Бэла!

«Бэла, — терӗ вӑл, — эпӗ сана мӗнле юратнине хӑвах пӗлетӗн.
«Бэла! — сказал он, — ты знаешь, как я тебя люблю.

— Итле-ха, чунӑмҫӑм, ырӑ Бэла! — терӗ малалла Печорин, — куратӑн-ҫке эпӗ сана мӗнле савнине, сана хаваслантарасшӑн пулса, эпӗ хамӑн мӗн пуррине пӗтӗмпех пама хатӗр, телейлӗ тӑвас килет сана манӑн, енчен эсӗ каллех кулянма тытӑнсан, эпӗ вилетӗп.
— Послушай, милая, добрая Бэла! — продолжал Печорин, — ты видишь, как я тебя люблю; я все готов отдать, чтоб тебя развеселить: я хочу, чтоб ты была счастлива; а если ты снова будешь грустить, то я умру.