Шырав

Бозио

Малтан ман пата темӗнле хӗрарӑм пычӗ те яланах манран пытанса ҫӳрерӗ, эпӗ ӑна малтан Бозио тесе шутларӑм; вӑл мана хамӑн дневнике вулаттарчӗ; унта йӑлтах эпир пӗр-пӗрне мӗнле юратни ҫинчен ҫырнӑ, анчах вӑл аллипе страницӑсене сӗртӗннӗ чухне вӗсенче эпӗ сана юратманни ҫинчен калакан ҫӗнӗ сӑмахсем куртӑм.
Ко мне пришла какая-то женщина, которую я сначала приняла за Бозио и которая все пряталась от меня; она заставила меня читать мой дневник; там было написано все только о том, как мы с тобою любим друг друга, а когда она дотрогивалась рукою до страниц, на них показывались новые слова, говорившие, что я не люблю тебя.

Эпӗ тӗлӗк куртӑм: оперӑна кайманран, эпӗ ун ҫинчен, Бозио ҫинчен, шухӑшланӑран мана кичем пулнӑ пек.
Мне снилось, что я скучаю оттого, что не поехала в оперу, что я думала о ней, о Бозио.

Ҫук, ку ытарма ҫук хитре алӑ Бозио алли мар, анчах епле-ха ҫак алӑ чаршава уҫмасӑрах чаршав урлӑ тӑсӑлать?
Нет, эта дивная рука не Бозио, и как же эта рука протягивается сквозь полог, не раскрывая полога?

— Ҫавӑ ҫеҫ-и? — тет Бозио.
— Только? — говорит Бозио.

— Юлашки страницине вула, — тет Бозио.
— Читай последнюю страницу, — говорит Бозио.

— Бозио вӗт эсӗ?
— Ведь ты Бозио?

— Пӗлетӗн-и, мӗншӗн килтӗм эпӗ сан патна? — куласса де-Мерик пек ахӑлтатса кулать, анчах хӑй вӑл Бозио.
— Знаешь, зачем я к тебе приехала? — и хохочет, будто де Мерик, но только Бозио.

Вера Павловна, Бозиона алӑ парас тесе, чаршава уҫать, анчах юрӑ ӑсти ахӑлтатса ҫеҫ кулать, ара Бозио мар, «Риголеттора» цыганка рольне вылякан де-Мерик вӗт ку, анчах куласса ҫеҫ де-Мерик пек савӑнӑҫлӑ кулать, сасси вара Бозио сасси, авӑ, тӑрать те чаршав хыҫне кӗрсе пытанать; ку чаршав ӑна пытарать, епле кӳренмелле, унччен ҫукчӗ-ҫке, ӑҫтан тупӑнчӗ-ха вӑл?
Вера Павловна раскрывает полог, чтобы подать руку Бозио, но певица хохочет, да ведь это не Бозио, а скорее де Мерик в роли цыганки в «Риголетто», но только веселость хохота де Мерик, а голос Бозио, и отбегает, и прячется за пологом; как досадно, этот полог прячет ее, и ведь прежде его не было, откуда он взялся.

— Эпӗ сана чӗннӗ-и, Бозио?
— Я тебя звала, Бозио?

— Ара, тахҫантанпах чӗнетӗн вӗт эсӗ мана? — тет Бозио вырӑсла.
— Да ведь ты давно зовешь меня, — говорит Бозио, и говорит по-русски.

Хӑҫан вырӑсла вӗренме ӗлкӗрнӗ-ха вӑл Бозио?
А когда ж это Бозио успела выучиться по-русски?

Кашни каҫах опера пулас пулсассӑн, эпӗ каҫсеренех оперӑра пулнӑ пулӑттӑм — кирек мӗнли пултӑр, хуть те начарри пултӑр, анчах тӗп рольте Бозио пултӑр.
Я бы каждый вечер была в опере, если бы каждый вечер была опера — какая-нибудь, хоть бы сама по себе плохая, с главною ролью Бозио.

Ҫук, кичемлӗх мар ку, ку вӑл паян манӑн оперӑна каяс килнине аса илни ҫеҫ, анчах Кирсанов, тимсӗрскер, билет илме кая юлса кайрӗ: Бозио юрланӑ чухне 11 сехетре 2 тенкӗлӗх билет тупма ҫуккине пӗлмен пекех ҫав.
Да, это не скучно, а только я вспомнила, что ныне я хотела ехать в оперу, да этот Кирсанов, такой невнимательный, поздно поехал за билетом: будто не знает, что когда поет Бозио, то нельзя в одиннадцать часов достать билетов в два рубля.