Шырав

Шырав ĕçĕ:

тинӗс сăмах пирĕн базăра пур.

тинӗс (тĕпĕ: тинӗс) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Эпӗ хӑраса ӳкрӗм, тинӗс ҫавӑн пек урса кайнине малтанхи хут курнӑскер, унпа кӗрешме халӑм ҫитес ҫуккине туйрӑм.
Мне было страшно, я первый раз видел море таким бешеным и чувствовал себя столь бессильным в нем.

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

— Ӑна ҫӗр ҫинче пурӑнма ҫуратнӑ ҫынсем тинӗс ҫинче вилме патне ҫитни паллӑ, вӗсенчен пӗри, ҫӑлӑнас шанчӑкне ҫухатни, хӑй мӗн пӗлнине ывӑлне каласа хӑвармалла.
— Ему известно, что вот люди, созданные для земли, погибают в море и что один из них, не надеясь на спасение, должен передать сыну то, что он знает.

Хумсем ҫав чулсем ҫине шӑршлӑ тинӗс курӑкӗн — кӗрен те ылтӑн тӗслӗ е симӗс курӑкӑн лӑймакине кӑларса ывӑтнӑ; хӗвел ҫинче тата вӗри чул ҫинче выртнипе курӑк типсе куштӑркаса кайнӑ, тӑварлӑ сывлӑш йодӑн тӑкӑскӑ шӑршипе тулнӑ.
Прибой набросал на камни волокна пахучей морской травы — рыжей, золотистой и зеленой; трава вянет на солнце и горячих камнях, соленый воздух насыщен терпким запахом йода.

Чуллӑ ҫырана пӗр вӗҫӗмсӗр хум пыра-пыра ҫапать; тинӗс — шурӑ кӑпӑкпа вӗрет, унӑн сенкер тӳремӗ ҫине вӗҫӗ-хӗррисӗр ушкӑн вӗҫен кайӑк аннӑ тейӗн, вӗсем пурте пӗр еннелле вӗҫеҫҫӗ, шыва чӑмса куҫран ҫухалаҫҫӗ, унтан каллех ҫиеле тухаҫҫӗ те аран ҫеҫ илтӗнмелле нӑйкӑшаҫҫӗ пек.
О прибрежные камни равномерно и глухо бьет волна; море — всё в живых белых пятнах, словно бесчисленные стаи птиц опустились на его синюю равнину, все они плывут в одном направлении, исчезают, ныряя в глубину, снова являются и звенят чуть слышно.

Ҫил вӗрет те, йывӑҫсем силленеҫҫӗ, вӗсем, тӑррисене хумхантарса, тинӗс хӗррине аннӑн туйӑнаҫҫӗ.
Дует ветер, деревья качаются и точно идут с горы к морю, встряхивая вершинами.

… Тинӗс шавлать, шавлать…
…Море шумит, шумит…

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

Хуллен пыратпӑр, амӑшӗ хушӑран чарӑнса тӑрать те, вӑрӑммӑн сывласа, пуҫне ҫӳлелле ҫӗклет, йӗри-тавралла — тинӗс, вӑрман, тусем ҫинелле пӑхкалать, унтан ывӑлӗн питне тинкерсе пӑхать — унӑн асап куҫҫулӗпе витӗрех ҫуса тасалнӑ куҫӗсем каллех тӗлӗнмелле таса, каллех йӑлкӑшаҫҫӗ, вӗсенче иксӗлми юрату кӑвак ҫутӑпа ҫиҫсе тӑрать.
Шли — тихонько, иногда мать останавливалась, глубоко вздыхая, вскидывала голову вверх, оглядывалась по сторонам, на море, на лес и горы, и потом заглядывала в лицо сына — глаза ее, насквозь промытые слезами страданий, снова были изумительно ясны, снова цвели и горели синим огнем неисчерпаемой любви.

Шурӑ кӑпӑклӑ тинӗс хумӗсем ҫырана ҫапӑнса шӑмпӑртатаҫҫӗ; тӗмсем ҫилпе пӑшӑлтатаҫҫӗ, кӑнтӑрларан иртнӗ хӗвел хаваслӑн йӑлкӑшать.
Плескалось и шуршало море, все в белых кружевах стружек; шептались кусты, сияло солнце, перейдя за полдень.

Каялла таврӑннӑ чух эпӗ хайхи хӗрарӑма куртӑм: вӑл, енчен-енне сулӑнса, аллисене малалла тӑсса, тинӗс хӗрринчен хӑпарать, унӑн кӗпи пилӗк таранах йӗпеннӗ, пичӗ кӑштах хӗрелнӗ те хаваслӑн йӑлкӑшать.
…Когда я воротился, то увидал, что она идет, шатаясь и вытянув вперед руку, от моря, юбка ее по пояс мокра, а лицо зарумянилось немножко и точно светится изнутри.

Эпӗ тинӗс хӗррине антӑм.
Я ушел к берегу моря.

— Унтан тинӗс еннелле пӑхрӗ.
— Потом поглядела в сторону моря.

Чӗрем ӗшеннӗ пек пулчӗ, ҫапах кӑкӑрта темле чаплӑ кайӑксем хуллен юрлаҫҫӗ пек, ку кӗвӗ вара — шӑпланми тинӗс хумӗсен шавӗпе пӗрле — ҫав тери лайӑх, ҫулталӑкӗпех итлесе тӑрӑттӑм…
Сердце как будто устало, а в груди тихо поют какие-то славные птицы, и это — вместе с немолчным плеском моря — так хорошо, что можно бы слушать год…

Кӑпӑклӑ тинӗс хумӗ иксӗмӗре те хаваслӑн сирпӗнсен, вӑл пушшех хаяррӑн та хыттӑн кӑшкӑрса ячӗ; кайран, эпӗ унӑн кӑкӑрӗпе ҫурӑмне лӑпкаса ҫума пуҫласан, вӑл куҫӗсене хупрӗ те, тапкаланса, ҫари! ҫухӑрса ячӗ; хумсем ӑна пӗрин хыҫҫӑн тепри пыра-пыра чӳхерӗҫ.
Особенно серьезно и громко крикнул он, когда его впервые обдало пенной волной моря, весело хлестнувшей обоих нас; потом когда я стал нашлепывать грудь и спинку ему, он зажмурил глаза, забился и завизжал пронзительно, а волны, одна за другою, всё обливали его.

Тинӗс хӗррине чупса кайса, ҫанӑсене тавӑрса алӑ ҫуса килтӗм те — акушер пултӑм.
Сбегал к морю, засучил рукава, вымыл руки, вернулся и — стал акушером.

Акӑ эпӗ те тусанлӑ ансӑр ҫул ҫине тухрӑм; сылтӑм енче — ҫӑра кӑвак тинӗс хумханать; ӑна куҫа курӑнман столярсем пиншер савапа саваланӑ пек, хумсем ҫийӗн чӑштӑртатса сава турпасӗ евӗр шап-шурӑ кӑпӑк чупать, сывӑ хӗрарӑм сывлӑшӗ пек нӳрӗ, ӑшӑ та ырӑ ҫил ӑна ҫыраналла хӑвалать.
Вот и я на узкой, серой полосе дороги, справа — качается густо-синее море; точно невидимые столяры строгают его тысячами фуганков — белая стружка, шурша, бежит на берег, гонимая ветром, влажным, теплым и пахучим, как дыхание здоровой женщины.

Эпӗ вӗсене пӗлетӗп — Орёл кӗпӗрнинчен вӗсем, пӗрле ӗҫлеттӗмӗр, ӗнер вӗсемпе пӗрлех ӗҫ укҫи илтӗм; эпӗ вӗсенчен малтан, ҫӗр каҫах тухса килтӗм, хӗвел тухнине тинӗс хӗрринче курас терӗм.
Я знаю их — орловские, вместе работал с ними и вместе рассчитался вчера; ушел я раньше их, в ночь, чтобы встретить восход солнца на берегу моря.

… Манран сулахаялла, йывӑҫ тӗмӗсем ҫийӗн ҫын пуҫӗсем курӑнаҫҫӗ: тинӗс хумӗсен шавӗнче, юханшыв шӑнкӑртатнӑ хушӑра ҫын сассисем кӑшт илтӗнеҫҫӗ — кусем «выҫӑпа аптранисем» Сухумирен Очемчири хулине ӗҫ шырама каяҫҫӗ, — Сухумире вӗсем шоссе тунӑ.
…Над кустами, влево от меня, качаются темные головы: в шуме волн моря и ропоте реки чуть слышно звучат человечьи голоса — это «голодающие» идут на работу в Очемчиры из Сухума, где они строили шоссе.

Сарӑхнӑ лавровишня ҫулҫисем шурӑ кӑпӑклӑ Кодор шывӗнче пӗчӗк ҫеҫ ҫивӗч лосось-пулӑсем евӗр ҫаврӑнса, пӗтӗрӗнсе ишеҫҫӗ; эпӗ шыв хӗрринчи вӗтӗ чул ҫинче шухӑшласа ларатӑп: чайкӑсемпе баклансем те ҫав ҫулҫӑсене пулӑ теҫҫӗ пулас та — йӑнӑшаҫҫӗ, акӑ мӗншӗн вӗсем сылтӑм енче, лере, тинӗс хумӗсем ҫырана ҫапӑннӑ тӗлте, кӳренсе кӑшкӑраҫҫӗ.
В белой пене Кодора кружились, мелькали желтые листья лавровишни, точно маленькие, проворные лососи, я сидел на камнях над рекой и думал, что, наверное, чайки и бакланы тоже принимают листья за рыбу и — обманываются, вот почему они так обиженно кричат, там, направо, за деревьями, где плещет море.

Хулана тинӗс шывӗ юхса кӗнӗ пекех, пур енчен те нӳрлӗ шав кӗрлесе килнӗ.
Отовсюду несётся глухой, влажный гул, — точно море влилось в город.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Ак вӑл — Тӑвӑл хыпарҫийе аҫа-ҫиҫӗм хушшинче урса кайнӑ тинӗс ҫийӗн ярӑнса ҫӳрет хӑюллӑн.
Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем;

Тӑвӑл хыпарҫи ҫинчен хунӑ юрӑ // Стихван Шавли. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 132 стр.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика