Текст: Улттӑмӗш сыпӑк
Пӗр-пӗччен чухнеНаедине с собой
Старике килте лӑпкӑ ӑшӑ хупӑрласа илчӗ.Дома старика окутала благостная теплынь. Пӳртне вӑл хӗлле валли хӑй хатӗрленӗ, ҫавӑнпа та нимӗнле ҫил те хаклӑ ӑшша кунтан вӗрсе кӑлараймӑн. Он сам готовил жилье к зиме, и никакие ветры не могли выдуть отсюда драгоценные калории. Марья Ивановна — Тополев пурӑнакан ҫуртӑн кил хуҫи хӗрарӑмӗ — ун ҫине шикленсе пӑхрӗ: Тополев чирли ҫинчен ӑна Залкинд систернӗ пулнӑ. Марья Ивановна — хозяйка, у которой Тополев жил на полном пансионе, с тревогой смотрела на него: Залкинд предупредил ее о болезни постояльца.
— Ан шикленӗр, эпӗ сывах, — терӗ ӑна Кузьма Кузьмич.— Не беспокойтесь, я здоров, — сказал ей Кузьма Кузьмич. — Кунта лӑпкӑ та ӑшӑ, мана урӑх нимӗн те кирлӗ мар. — Тут тихо и тепло, больше мне ничего не надобно.
Вӑл Родионова панӑ эмеле кӗсйинчен кӑларчӗ те ҫырмалли сӗтелӗн ещӗкне чикрӗ, пиншакне хыврӗ, диван ҫине выртрӗ, хытӑ чышкисене пуҫ айне хурса, куҫне хупрӗ.Он вынул из кармана выданные Родионовой пакетики с порошками, сунул их в ящик письменного стола, снял пиджак и улегся на диване, положив жесткие кулаки под голову и закрыв глаза. Канашлура Петя Гудкин калаҫнӑ чухне старикӗн ҫав тери килӗнче пулас килсе кайнӑччӗ, анчах канса выртас шутпа мар. На совещании, во время речи Пети Гудкина, старику хотелось как можно скорее очутиться дома, но вовсе не для покоя. Халӗ акӑ тинех вӑл кунта хӑй пӗччен тӑрса юлчӗ. Сейчас, наконец, он остался наедине с самим собой.
Петя та, Женя та, Залкинд та, Ольга та, Алексей те, Таня та — пурте куҫ умне тухса тӑчӗҫ, унтан пурте пӗр харӑсах пӑрӑнса ун патне такама; ҫӗр хут ытла хаяр та ятлаҫакан ҫынна кӗртсе хӑварчӗҫ.И Петя, и Женя, и Залкинд, и Ольга, и Алексей, и Таня — все они возникали перед глазами, и все вдруг отступили, отодвинулись, впустив к нему кого-то, во сто крат более строгого, взыскательного и сурового. Ҫак хаяр та ятлаҫакан ҫын: «Айта калаҫса пӑхар!» тесе кӑшкӑрчӗ — вара ҫав сасӑ е Петька, е Ольга, е Залкинд, е Алексей сассипе калаҫма пуҫларӗ. Этот строгий и суровый крикнул: «Давай поговорим», — и начал говорить голосами то Петьки, то Ольги, то Залкинда, то Алексея. Анчах пурин сассине те Володькӑн, хӑй тӑванӗн ывӑлӗн сасси хупласа илчӗ: Но все голоса пересилил голос Володи, племянника — его отчаянный возглас:
«Асатте ӑнланса ил эсӗ.«Дед, пойми же ты. — Иван Семенович Миронов пирӗн генерал, чӗрӗ ҫынсем хушшинче ҫук ӗнтӗ! Нет больше в живых Ивана Семеновича Миронова, нашего генерала. Эпир Мускав патӗнче пӗр ҫапӑҫура пӗрле пултӑмӑр, эпӗ акӑ чӗрех юлтӑм, вӑл вилчӗ. Мы были в одном бою за Москву, но я жив, а он мертв. Тепӗр майлӑ пулнӑ пулсан лайӑхрахчӗ, асатте, ӑнланатӑн-и мана? Лучше бы наоборот, дед, понимаешь меня? Эпир кунта унӑн салтакӗсем, офицерӗсем пурнӑҫа хӗрхенмесӗр уншӑн тӑшмана тавӑрма тупа турӑмӑр. Мы поклялись здесь, его солдаты и офицеры: мстить за него без пощады. Эпир вӗлернӗ нимӗҫсем — генерала асӑнса тунӑ ӗҫсем пулаҫҫӗ». Убитые немцы — вот наши поминки по генералу».
Ваня, Иван Миронов тата вилӗм — ҫакӑнпа ниепле килӗшме те, куна ниепле ӗненме те ҫук!Ваня, Иван Миронов и смерть — это было несовместимо, в это немыслимо было поверить! Кузьма Кузьмич хӑй тӑван ывӑлӗн кӗске ҫырӑвӗнчи чӗрене тивекен сӑмахсене хӑйӗн ӑшӗнче ҫӗршер хут асӑнса йывӑррӑн йынӑшса ячӗ. В сотый раз повторяя про себя бившие по сердцу слова коротенького письма племянника, Кузьма Кузьмич застонал.
«Сывӑ-и, Кузьма!» — сасартӑк илтӗнчӗ Ваня Мироновӑн кулӑшла сасси, унтан тахҫантанпах пӗр-пӗрне курмасӑр пурӑннӑ чи ҫывӑх тусӗсемпе пӗрле пӳлӗме кӗчӗ.«Здравствуй, Кузьма, — послышался вдруг знакомый насмешливый голос Вани Миронова, и он, в сопровождении нескольких закадычных друзей, давным-давно растаявших во времени, вошел в комнату. Вӗсем хуллен те мӑнкӑмӑллӑн уткаласа ҫӳрерӗҫ, ун ҫине, хуйхӑпа та чирпе тайӑлнӑскер ҫине, пӗшкӗнсе пӑхкаларӗҫ, унӑн чунне ыраттарса, ҫамрӑк сасӑсемпе калаҫма пуҫларӗҫ: Степенно и важно шагали они, склонялись к нему, опрокинутому переживаниями и недугом, и, бередя душу, заговаривали с ним молодыми голосами: — «Мӗн вара, Кузьма, айта пӗтӗм ӗҫе шута илсе тухар. — Что ж, Кузьма, давай подведем итоги. Кашнинех, уйрӑмах виле шӑтӑкне кӗресси нумай вӑхӑт юлман ҫыннӑн, пурнӑҫӗнче мӗн тунине шута илсе тухни усӑллӑ. Каждому полезно заняться этим ко времени, и особенно тому, у кого за спиной близка могила. Кала-ха пире, юлташ, мӗнпе мухтанма пултаратӑн, пурнӑҫра эсӗ мӗн лайӑххи турӑн? Скажи нам, товарищ, чем можешь похвастаться, что хорошего сделал ты в жизни? Пирӗн пата эсӗ ӗҫрен сивӗннӗ, вилӗ арӑслан пуличчен, чӗрӗ йытӑ пулни авантарах тесе шутлакан ҫынсемпе кӑштах хутшӑнса кайман текен хыпар ҫитрӗ. До нас дошло, что ты остыл и чуть не пристал к тем людям, которые считают, что лучше быть живой собакой, чем мертвым львом. Тӗрӗс-и ку, Кузьма? Правда ли это, Кузьма? Днепр хӗрринчи йывӑҫ пӳртӗн маччи ҫинчи хамӑр пуҫтарӑнкаланӑ пӗчӗк пӳлӗме хӗмлентерсе яма пултаракан хӗрӳллӗ сӑмаххусене эсӗ маннӑ тенине ӗненме йывӑр. Трудно поверить, что ты запамятовал свои раскаленные речи, грозившие воспламенить нашу светелку на чердаке, в деревянном домике над Днепром, где мы собирались. Революциччен вунпилӗк ҫул малтан, Татьяна кунӗнче, ачасен асран кайми пухӑвӗнче: «Мӗн виличченех, чӗре тапма чарӑничченех, пӗр минута та пӗр вырӑнта тӑмалла мар, халӑхшӑн тӑрӑшса ӗҫлессишӗн яланах малалла каймалла», тесе тупа тунине маннӑ тесен, ӗненме йывӑр… Трудно поверить, что ты забыл нашу клятву еще лет пятнадцать до революции, в Татьянин день на незабвенном мальчишнике: «До самой смерти, пока бьется сердце, ни минуты не стоять на месте, все время двигаться вперед в святом служении народу»…
Сӑнтан пӑхсан хыткан пулин те, эсӗ, Кузьма, мӑнтӑрланса кайнӑ, теҫҫӗ.Говорят, ты разжирел, Кузьма, хотя и кажешься тощим с виду. Санӑн ӗмӗтсем сӳрӗлнӗ, пуҫ мими шӗвелнӗ, тӗксӗмленнӗ, имӗш. Желания твои будто бы увяли, мозг отсырел и затуманился. Эсӗ мӑнаҫланнӑ курӑнать: хамӑн плана тултартӑм, пурнӑҫра пурне те туса ҫитертӗм, тесе шутлатӑн. Ты стал самодовольным и считаешь, что перевыполнил свой план и все уже свершил в жизни. Темле Грубский тенӗскер, усал, ирсӗр ҫын, сан умра ҫав тери ӳссе кайса, сана чӑн-чӑн лайӑх ҫынсенчен уйӑрнӑ, теҫҫӗ. Говорят, какой-то Грубский — мелкий маленький человек вырос в твоих глазах так, что сумел заслонить от тебя настоящих людей. Грубский сана, общество ӗҫӗсемпе интересленми туса, лӑплантарса лартнӑ, сана хут папкисем тыттарнӑ, эсӗ вара хӑвӑн малтанхи пахалӑхна тата инженерӑн пултарулӑхне ҫав папкӑсен ӑшне пуҫтарса хунӑ. Грубский внушил тебе обывательскую успокоенность, подсунул папочки с бумажками, и ты разложил по ним былые свои качества и талант инженера. Эсӗ канцелярист пулса тӑтӑн, саншӑн пулсан пӗтӗм тӗнче вара ҫырмалли сӗтелпе хутсем чиксе тултарнӑ икӗ шкап пулса тӑрать. Ты превратился в канцеляриста, у которого мир сужен до размеров письменного стола и двух шкафов, набитых бумагой. Эсӗ пирӗн ача чухнехи тата ҫамрӑк чухнехи тусӑмӑр Иван Семенович Мироновӑн паттӑр саперӗсен полкне ҫак ӑссӑр хуҫалӑхпа улӑштарнӑ. Немудрое сие хозяйство заменило тебе доблестные саперные полки нашего общего друга детства и юности Ивана Семеновича Миронова. Хуравла, Кузьма, пирӗн сана мӗн пулнине пӗлес килет». Отвечай, Кузьма, нам надо знать, что с тобой случилось».
Кузьма Кузьмич вара хаяр суд умӗнче тӳрре тухма тӑрӑшса ҫапла ответлерӗ:И Кузьма Кузьмич отвечал, пытаясь оправдаться перед строгим судом:
«Ҫук, эпӗ ҫамрӑк чухне тупа тунине манман.«Нет, я не забыл клятву юности, отнюдь. Вӑл асӑмра таса упранса пурӑнать. Она свято хранится в памяти. Анчах тем пулчӗ, кая юличчен ӑна пӑхса тухмалла. Но что-то произошло, и надо разобраться, пока не поздно. Эпир тупа тунӑранпа нумай вӑхӑт иртрӗ. Много лет утекло с тех пор, как мы давали клятву. Ун чухне эпир пурте, юлташсем, пурӑнма ҫеҫ тытӑннӑ. Тогда все мы, друзья, стояли на пороге жизни. Анчах хапха умӗнче ҫеҫ тӑнӑ чухне — сарлака урамра пурнӑҫ мӗнле пулассине ӑҫтан пӗлен? А разве, стоя у калитки, знаешь — какая она будет, жизнь, на широкой улице? Хам астӑвасса эпӗ яланах тӳрӗ, мӗн-пур вӑй ҫитнӗ таран тӑрӑшса ӗҫлерӗм. Сколько себя помню, я всегда трудился честно, в полную проектную мощность. Паллах, эпӗ чӗрӗ йытӑ пулассишӗн тӑрӑшмастӑп, хамшӑн хыпса ҫунмастӑп. И, конечно, я не за премудрость живой собаки, не за личную корысть. Мӗне кирлӗ вӑл вӗтӗр-шакӑр мана — утмӑл ҫул хушши пысӑк ӗмӗтсем тытса пурӑннӑ ҫынна, пурнӑҫри пӗтӗм паха япаласене, чи пысӑккинчен тытӑнса чи пӗчӗккине ҫити тӗрӗслесе пӑхнӑ ҫынна! На черта мне эта мелочь, мне — уверовавшему в высокие идеалы, человеку, прожившему шестьдесят лет и проверившему в жизни все ценности, от самых больших до самых малых. Тен, ӗҫ кунта мар пулӗ». Очевидно, не в этом дело».
«Апла пулсан, чӑрмавӗ мӗнре, хаклӑ тусӑм, кала?» — ыйтрӗ тахӑшӗ.«Тогда в чем же, дорогой, скажи?» — спрашивает кто-то. Анчах ку Ваня Миронов мар; Ваня ним чӗнмесӗр, халсӑр выртакан тусӗ ҫине тинкерсе пӑхса тӑрать. Но это не Ваня Миронов; Ваня молчит и только глядит в упор на беспомощно лежащего друга.
«Тен, сӑлтавӗ ҫакӑнта, эпӗ, Кузьма Тополев, пӗрре темле вирлӗ юхӑма лекрӗм пулмалла.«Дело, очевидно, в том, что я, Кузьма Тополев, однажды попал в некий стремительный поток. Ҫав юхӑм мана илӗртрӗ, вара ӗмӗрех васкамалла пулчӗ, ҫаврӑнса пӑхма та, хам ҫинчен шухӑшлама та вӑхӑт пулмарӗ»…. Он увлек меня, и приходилось вечно торопиться, некогда было даже осмотреться и подумать о себе…»
«Пурнӑҫра ҫав юхӑм саншӑн та, Иван Семеновичшӑн та, пирӗншӗн те пӗр юхӑм пулмарӗ-и?«Да разве же этот поток жизни не был общим и для тебя, и для Ивана Семеновича, и для всех нас? Е эсӗ пӗррехинче унтан сиксе тухса, аякран сӑнаса пӑхса тӑма шутларӑн-и? Или ты однажды решил выскочить из него и со стороны наблюдать происходящее? Кайран вара Грубский йӑпӑлтатса пӑшӑлтатнине пула пачах тӗлӗрсе кайрӑн? А затем ты просто задремал под сладкий шепот Грубского. Ҫапла-и?» Так, что ли?»
«Тӑхтӑр-ха, юлташсем, ан хистӗр мана.«Подождите, друзья, не подгоняйте меня. Пурнӑҫ ҫав тери хӑвӑрт аталанса пырать. Жизнь развивалась в неслыханном темпе. Темиҫе ҫӗр ҫулсенче тумаллине ҫӗршыв темиҫе пилӗкҫуллӑхра турӗ. Целые столетия страна уплотняла в несколько пятилеток. Вӑл ӳссе, ҫӗнӗ йывӑрлӑхсене тӳссе ирттерме хатӗрленсе пычӗ. Она росла и готовилась к грядущим испытаниям. Пурнӑҫ юхӑмӗ мана та илӗртрӗ, эпӗ вара ҫав юхӑмра хамӑн ӗҫӗмпе тытӑнса тӑтӑм. Поток жизни увлекал и меня, я держался на его поверхности — своей работой. Ниушлӗ эпӗ хамӑн пултарулӑха пӗтӗмпех параймарӑм?» Неужели я отдал не все, на что был способен?»
«Эпӗ халтан кайрӑм, вӑй пӗтрӗ, тесе каласшӑнччӗ-и эсӗ?«Ты хочешь сказать: целиком израсходовался? Чӗрӗ ҫынпа ун пек пулать-ши вара?» Разве так бывает с живым человеком?»
«Пӗтӗм вӑя хурса ӗҫлетӗп-ши, тесе эпӗ хама хам нихҫан та ыйту паман.«Я никогда не задавал себе вопроса: все ли я отдаю? Эпӗ пӗтӗм вӑя хурса ӗҫлерӗм. Я отдавал себя без остатка. Революци пуҫланнӑ чухне эпир ҫитӗннӗ ҫынсем, вӑтӑр пиллӗк ҫула ҫитнӗскерсем, пулнӑ. Нас с вами революция застала взрослыми, тридцатипятилетними. Пӗрре чӗннипех эпир пурте ун хыҫҫӑн кайрӑмӑр. Все мы по первому зову пошли за ней. Шахтински процессра халӑх суд туса айӑпланисен хушшинче пирӗн хушӑмӑртан пӗри те пулмарӗ. Ни один из нас не оказался в числе тех, кого судил народ на шахтинском процессе. Мана никам та «кивӗ специалист» тесе хурласа каламан-ха. Меня никто еще не называл «старым специалистом» в плохом смысле этого определения. Манӑн пурнӑҫ мӗнле пысӑк тӗллевшӗн тӑкакланнине эпӗ пӗлнӗ, ҫавӑнпа та эпӗ хама мӗн сӗннине хавассӑнах йышӑнаттӑм. Я знал, для какой высокой цели расходуется моя жизнь, и с радостью принимал все, что мне предлагали. Анчах темшӗн мана эсир паян сивлетӗр, эпӗ хама хам совеҫӗн хаяр суд аллине паратӑп». Однако почему-то вы осуждаете меня сегодня, и сам я предаю себя беспощадному суду совести?»
«Мӗншӗн-ха калаҫма чарӑнтӑн, Кузьма? Кала», — ыйтаҫҫӗ тусӗсем.«Ну что же ты замолк, Кузьма? Говори», — требуют друзья.
«Малтанах хӑшпӗр минутсенче хам тунӑ ӗҫсем ӗмӗтсемпе, ҫамрӑк чухне тупа тунипе пӗр пек пулманни мана уҫҫӑнах паллӑччӗ.«И раньше в какие-то минуты мне становилось ясно, что реальные результаты не совпадают с замыслами, с клятвой юности. Эпӗ пӗтӗмпех ҫӗнӗлле ӗҫлеме тытӑниччен малтан кӑшт та пулин сывлӑш ҫавӑрса илмелли вӑхӑт килессе пӗр шухӑшсӑр тенӗ пекех кӗтсе пурӑнтӑм. Почти бессознательно ждал я хоть небольшой передышки, чтобы собраться с мыслями, перестроиться до конца. Пурнӑҫ сывлӑш ҫавӑрса илме памарӗ. Жизнь не давала передышки. Эпӗ вырӑнтан-вырӑна куҫса яланах строительствӑсенче ӗҫлерӗм. Я приезжал на новое место и строил, строил. Мана хистетчӗҫ, эпӗ те хистеттӗм, унтан туса пӗтернӗ ӗҫе парса пӗтерсен, ҫӗнӗ вырӑна, ҫӗнӗ стройка тума каяттӑм. Меня подгоняли, и я подгонял, потом сдавал отстроенное и мчался на другое место, чтобы строить новое. Пурнӑҫ васканӑҫемӗн васкатса пыратчӗ. Жизнь все ускоряла и ускоряла темп. Хӑвӑртлӑха вӑрҫӑ ҫав тери ӳстерсе ячӗ. Война довела этот темп до предела. Вара маншӑн та, Ваня Мироновшӑн та, пуриншӗн те сасартӑк тӳссе ирттермелли вӑхӑт ҫитрӗ. И тогда сразу пришло время испытаний — для меня, для Вани Миронова, для всех. Ваня Миронов, генерал, паттӑррӑн ҫапӑҫса хӑйӗн тивӗҫне чыслӑн пурнӑҫларӗ, мухтав ӑна. Ваня Миронов, генерал, выдержал испытания, ему слава. Эпӗ вара…» А я…»
«Мӗнле ҫӑлӑнса тухасшӑн ҫак чӑрмавран, Кузьма?«Какой же выход, Кузьма? Эпир ӑнланмастпӑр», — васкатаҫҫӗ тусӗсем. Нам непонятно», — торопят друзья.
Ҫивӗч ыйту, вӑл чӗпӗтет, чикет, Кузьма Кузьмич кӑшкӑрса ячӗ:Вопрос острый, он язвит, колет, и Кузьма Кузьмич уже кричит:
«Нимӗнле те ҫӑлӑнса тухма ҫук!«Никакого выхода! Эпӗ парӑнтӑм! Я сдал! Эпӗ халсӑр пулса тӑтӑм! Я оказался слабосильным! Пурнӑҫпа пӗрле пыма ӗлкӗреймерӗм. Не поспел за жизнью. Халӗ эпӗ хам тӗллӗн шуса пыратӑп, вӑл та кӗҫ-вӗҫ акӑ сӳнсе ларать. Сейчас я двигаюсь по инерции, и она вот-вот затухнет. Эпӗ пит те васкавлӑ хӑвӑртлӑхшӑн юрӑхсӑр пулса тӑтӑм. Я негоден для такого темпа: «Срочно. Весьма срочно. Немедленно. Сию». Эпӗ йӗркере тӑманнисен шутӗнче. Я годен к нестроевой. Тӗрӗсрех каласан, эпӗ ним тума та юрӑхсӑр. Вернее, я совсем ни на что не годен. Ватлӑх ҫитрӗ, ӑнланатӑр-и е ҫук-и? Старость пришла, понимаете вы или нет? Ватлӑх. Старость. Эпӗ пурнӑҫри вырӑна Алеша ачана, ҫамрӑк ӑрун представительне паратӑп». Я уступаю место в жизни мальчишке Алешке, представителю младого племени».
«Тӑхта, Кузьма.«Постой, Кузьма. Ниушлӗ эсӗ кивӗ тата ҫӗнӗ специалистсем ҫинчен тахҫанах пӑрахӑҫа тухнӑ калаҫусене ҫӗнӗрен тапратса ярасшӑн? Неужели ты хочешь возобновить давно заброшенные разговоры о старых и молодых специалистах? Генерал Миронов санпа пӗр вӑхӑтри ӑруранах мар-и вара? Разве генерал Миронов не того же поколения, что и ты? Мӗншӗн-ха вӑл, апла пулсан, ҫамрӑк ӑрӑва хирӗҫ тӑман? Почему он не противопоставлял себя младому племени? Мӗншӗн вӑл юрӑхлӑ, эсӗ юрӑхсӑр пулнӑ?» Почему он был годен, а ты нет?»
«Ҫапла ҫав, тусӑмсем.«То-то и есть, друзья. Манпа Ваня Миронов хушшинче ҫав тери пысӑк уйрӑмлӑх пур, эпӗ унпа ниепле те танлашма пултараймастӑп. Между мной и Ваней Мироновым столь огромная разница, что мне невозможно равняться с ним. Ӑна ӗнтӗ ҫак калаҫӑва хутшӑнтарар мар. Лучше уж не впутывать его в этот разговор. Ӑна, пирӗн паттӑра хисеплесе, унӑн вилӗ шӑтӑкӗ умӗнче хамӑр пуҫӑмӑрсене таяр…» Лучше склоним в благоговении головы перед щитом, на котором лежит он, наш герой…»
Пӳлӗмре шавлама пуҫларӗҫ.В комнате зашумели. Кузьма Кузьмич куҫне уҫрӗ. Кузьма Кузьмич открыл глаза. Ун патӗнче Марья Ивановна пӗшкӗнсе тӑрать. Склонившись над ним, стояла Марья Ивановна. Унӑн пӗр аллинче порошок — вӑл ҫапах та ӑна шыраса тупнӑ, тепӗр аллине — стаканпа шыв тытнӑ. В одной руке хозяйка держала порошок — она все-таки разыскала его, в другой — стакан с водой.
— Кузьма Кузьмич, тархасшӑн ӗҫӗр-ха.— Кузьма Кузьмич, выпейте, голубчик. Эсир вӗриленсе кайнӑ, йӑнӑшатӑр, — терӗ вӑл. У вас жар, вы стонете, — говорила она. — Порошок сире пулӑшӗ. — Порошочек вам поможет.
Старик итлерӗ, порошокне ҫӑтса ячӗ.Старик послушно проглотил порошок. «Манӑн чире порошокпа ҫеҫ сиплемелле те», тӑрӑхласа шухӑшларӗ вӑл. «Мои болезни только и лечить порошками», — усмехаясь, подумал он. Марья Ивановна лӑпланса тухса кайрӗ — вӑл эмел усӑ парасса шанать. Марья Ивановна, сразу успокоившись, ушла — она-то верила в лекарства.
Тополев каллех куҫне хупрӗ.Тополев опять закрыл глаза. Анчах тусӗсем куҫа курӑнмарӗҫ. Но друзья больше не появлялись. Пӗр минутлӑха Петя Гудкинӑн хыткан, хуратутлӑ пичӗ, вирелле тӑракан шӑрт пек сарӑ ҫӳҫӗ куҫа курӑнса кайрӗ. На минуту промелькнуло худенькое, в крупных веснушках лицо Пети Гудкина, вихор его чуть рыжеватых жестких волос. Халь татах Гудкинӑн сасси янӑрарӗ: Снова прозвучал его взволнованный вопрос: «Ноябрӗн улттӑмӗшӗпе ҫиччӗмӗшӗнче Сталин юлташ тухса каланине Кузьма Кузьмич илтнӗ-и е илтмен-и?» «Слышал ли Кузьма Кузьмич выступления товарища Сталина шестого и седьмого ноября или не слышал?»
Савнӑ ачам, тӗрӗссипех каласан, ҫаксем пурте ноябрӗн улттӑмӗшӗпе ҫиччӗмӗшӗнче пуҫланса кайрӗҫ те ӗнтӗ.Милый юноша, если говорить начистоту, все и началось в ночь с шестого на седьмое ноября. Эпӗ, паллах, ҫулпуҫ тухса каланине итлерӗм, айккинче тӑрса юлмарӑм. Он, разумеется, слышал выступления вождя и не остался равнодушным. Унӑн ӑшӗ вӑркани Сталинӑн аслӑ сӑмахӗсене итленӗ кунтан пуҫласа генерал Миронов вилни ҫинчен пӗлтерекен хыпар киличченех тата Петька Гудкин комсомолец айӑпласа сӑмах каланӑ кунчченех тӑсӑлса пырать те ӗнтӗ. От мудрой речи Сталина до известия о гибели генерала Миронова и до обвинительного выступления комсомольца Пети Гудкина тянулась нить его переживаний. Акӑ халӗ пурин ҫинчен те Алексейпе калаҫса татӑлни кирлӗ. Вот теперь и нужно обо всем поговорить и посоветоваться с Алексеем. Старик ӑна пӗтӗм чунне уҫса пама, унпа пӗрле пурнӑҫӑн чи кирлӗ ыйтӑвӗсене татса пама хатӗр. Старик согласен был выложить ему душу, решить вместе с ним важные вопросы жизни.
Акӑ вӑл, Алеша Ковшов, куҫ умӗнчех тӑрать!Вот он, Алеша Ковшов, как живой! Пӗвӗпе вӑл вӑтам ҫынтан ҫӳлӗрех, сарлака хулпуҫҫиллӗ, кӗрнеклӗ, конькипе, йӗлтӗрпе ҫӳреме юратакан, гимнастика тӑвакан ҫамрӑк. Чуть выше среднего роста, плечистый и статный, конькобежец, лыжник и гимнаст. Унӑн сӑнӗ — вырӑссен лайӑх сӑн-сӑпачӗ. Славное русское лицо. Хӑшпӗр енчен пӑхсан, сӑнӗ ытла илемлех те мар — ҫамки сарлака, сӑмси кӑшт каҫӑр, сарӑ ҫӳҫӗ турана итлемест, куҫӗ кӑвак. Отдельные черты его не очень правильны и красивы — лоб, раздавшийся в ширину, чуть вздернутый нос, не повинующиеся гребню светлые волосы, серые глаза. Ҫапах та унӑн пит-куҫӗ чипер, мӗншӗн тесен ӑна яланах шалти шухӑш-туйӑм ҫутатса тӑрать. И вместе с тем лицо это красиво, потому что оно всегда освещено изнутри мыслью и чувством. Вӑл лӑпкӑ, час-час шухӑша каять, салхуланать. Он спокоен, часто задумчив, нередко печален. Анчах ҫавӑнтах сасартӑк хӗмленсе, хӗрӳленсе кайма пултарать. И тут же способен мигом вспыхнуть, загореться. Тарӑн шухӑша кайнинчен, салхуллӑ пулнинчен хӑвӑртрах савӑнӑҫлӑ пулса тӑма пултарать. Переход от сосредоточенности и грусти к движению и веселости — мгновенен. Вӑл шӳт тума, ҫивӗч сӑмах калама, ҫирӗп шӑлӗсене кӑтартса кулма юратать, хӑй кулнипе ыттисене те култарать. Он любит шутку, острое слово и рад посмеяться, и смеется громко, заразительно, не прикрывая рта ладонью, показывая ряд крепких зубов. Ӑна пурте часах хӑнӑхаҫҫӗ, нумайӑшӗ туслашаҫҫӗ. Все быстро привыкают к нему и многие привязываются. Беридзе ӑна шӑллӗне юратнӑ пекех юратать. Беридзе его любит, как младшего брата. Гречкинпа Филимонов пӗр уйӑх хушшинчех унӑн ҫывӑх юлташӗсем пулса тӑчӗҫ. Гречкин и Филимонов за какой-нибудь месяц стали ему близкими товарищами. Женя — вӑл вара ӑна юратсах пӑрахнӑ тейӗн. Женя — та в него почти влюблена. Киревсӗр Либерман та унпа туслашма пӑхать, ун патне туртӑнать. Даже циник Либерман дружески расположен, бессознательно тянется к нему. Мӗншӗн-ха вара вӑл, Тополев, Алешӑна хӑйӗнчен сирсе янӑ? Так почему же он, Тополев, оттолкнул от себя Алешу? Мӗн ҫитмерӗ вӗсене? Чего они не поделили?
Халӗ, хӑйне Алексейпе хирӗҫсе кайнӑшӑн питленӗ чухне, хирӗҫсе кайнин сӑлтавне шыраса тупма йывӑр пулчӗ.Сейчас, когда он бичевал себя за разлад с Алексеем, трудно было отыскать причину этого разлада. Ҫавӑнпа та вӗсем пӗр-пӗрне пуҫласа тӗл пулнӑ вӑхӑта аса илме тиврӗ. Следовало вернуться назад, ко времени их первой встречи. Алексей Ковшов ун умне начальник пулса, учебниксенче асӑнакан Тополев инженерӑн кӗнекисене ревизи тӑваканӗ пулса тухса тӑчӗ. Алексей Ковшов явился тогда перед ним в роли начальника, призванного ревизовать труды инженера Тополева, чье имя упоминается в учебниках. Вӑл вара, Тополев инженер, Грубский инженерпа пӗр пулса, Ковшов инженера, унӑн пултарулӑхне тӗплӗн пӗлмесӗрех, сирсе пӑрахрӗ. И он, инженер Тополев, в полном согласии с инженером Грубским, сразу же отверг инженера Ковшова, вовсе не зная, собственно, его достоинств. Ковшов инженер ытла та ҫамрӑк, Тополевӑн ывӑлӗ вырӑнне пулма пултарнӑ. Инженер Ковшов был неприлично молод, годился ему, Тополеву, в сыновья. Вӑл Тополев хӑнӑхса ҫитнӗ виҫене шӑнӑҫман — ку унӑн пултарулӑхне йышӑнмасӑр тӑнин сӑлтавӗ пулнӑ та ӗнтӗ. Он не подходил под известный ему стандарт, под привычный образец, — и этого оказалось достаточно для непризнания. Инженер хӑйӗн профессине пула ҫынсемпе хӑйне тыткалама пӗлмелле, авторитета хисеплекен пулмалла. Тополеву казалось, что инженер, как таковой, не может быть профессионально некорректным и не уважать авторитет. Ковшов инженер вара авторитета хисеплесе тӑман ҫын пулчӗ. Инженер Ковшов допустил некорректность и неуважение авторитета. Ковшов инженер ӑна хӑйӗн умне лартрӗ, ним именмесӗрех Тополев ҫырнӑ хутсемпе чакаланма пуҫларӗ, кашни минутрах унӑн ӗҫӗсене ку ӑста инженер шухӑшӗ мар, шкулта вӗренекен ача ҫырнӑ пек ҫырнӑ тесе уҫҫӑнах хурлама тытӑнчӗ. Инженер Ковшов усадил его перед собой и беззастенчиво стал копаться в его солидном труде, поминутно вслух охаивая этот труд, словно он создан был не мастером инженерной мысли, а школьником.
Кунсем иртрӗҫ, Тополев вара, хӑйне хирӗҫ ларакан ҫын ҫине ирӗксӗртерех тинкерсе, сӑнаса пӑхса ларчӗ.Шли дни — и он, Тополев, против воли, пытливо присматривался к человеку, сидевшему напротив него. Вӑл унӑн сӑн-питӗнче Грубский ку тарана ҫитсе те туйса илейменнине курчӗ. И он увидел кое-что, чего до сих пор не разгадал Грубский. Унӑн умӗнче ҫӗнӗ сӑнарлӑ инженер, инженер-хуҫа пулнӑ. Перед ним был инженер нового типа, инженер-хозяин. Вӑл техникӑна ҫеҫ мар, пӗтӗм пурнӑҫа хӑюллӑнах ертсе пырать. Он решительно распоряжался всей жизнью, не только техникой. Техника унӑн профессийӗ, унӑн юратнӑ ӗҫӗ, вӑл унпа кӑна чарӑнса тӑмасть, пур ӗҫе те хутшӑнать. Техника была его профессией, его призванием, но он ею не ограничивался, ему до всего было дело. Тополев инженершӑн пӗчӗк ӗҫ пулнӑ пулсан, Ковшов инженершӑн ҫав ӗҫех пысӑк ӗҫ пулса тӑрать. Инженер Ковшов считал важным то, что казалось маловажным инженеру Тополеву. Сӑмахран, Петька Гудкинӑн ӗҫне тиркесе пӑрахӑҫлас вырӑнне, Алексей ӑна темиҫешер сехет хушши вӗрентсе ларать. Например, мог часами заниматься с Петей Гудкиным вместо того, чтобы попросту забраковать его работу. Тата тепӗр майлӑ та, Тополевшӑн йывӑр ыйтусем уншӑн ансат та ҫӑмӑл. И, наоборот, сложные для Тополева вопросы считал простыми. Авторитет ҫине мӗнле пӑхас ыйту Ковшов инженерӑн ҫав тери уҫӑмлӑ та паллӑ. Таким простым и ясным был для инженера Ковшова вопрос об отношении к авторитету. Вӑл кампа та пулсан килӗшмесен — хирӗҫлет, тавлашать, сивлет. Если он не соглашался с кем-нибудь, то возражал, боролся, опровергал. Ковшов институтра Кузьма Тополев ҫинчен илтнех темелле, анчах вӑл унпа тӗл пулчӗ те ним шутласа тӑмасӑр ӑна сивлеме пуҫларӗ. В институте Ковшов наверняка слышал о Кузьме Тополеве, но вот встретился с ним и, не задумываясь, стал его опровергать. Грубский ӗҫе ҫиелтен ҫеҫ пӑхнинчен Ковшов ютшӑнать, ӑна килӗштермест. Ограниченность Грубского Ковшову просто чужда, антипатична. Вӑл Беридзене пӑхӑнса тӑрать, дисциплинӑна хисеплет, главный инженерпа килӗшмесен, ӑна та хӑйӗн тӗрӗслӗхне ӗнентерсе парать. Он подчинен Беридзе и уважает дисциплину, но если не согласен с главным инженером, то и ему доказывает свою правоту. Вӗсен хушшинче хирӗҫӳ тухсан, вӑл тусне-мӗнне тата служба енӗпе ҫыхӑнса тӑнине пӑхмасӑрах, ӑна хирӗҫ кӗрешет. И если у них возникнут разногласия, он будет бороться с ним вопреки личной дружбе и служебным отношениям.
Ҫак ҫӗнӗ сӑнарсем, Тополев малтанах ӑнланса илейменскерсем, ӑна тарӑхтарнӑскерсем, халӗ ҫамрӑк инженерӑн характерӗнче уҫҫӑнах палӑра пуҫларӗҫ.Эти черты нового, что вначале казались непонятными и раздражали Тополева, все яснее становились ему, все отчетливей проступали в характере молодого инженера. Пӗр вӑхӑтра Ковшов фронта — йывӑр та хӑрушӑ ҫӗре каяс тесе ниҫта кайса кӗреймесӗр ҫӳренине аса илчӗ старик. Старик помнил, как некоторое время Ковшов метался, рвался на фронт — туда, где трудней и опасней. Анчах нефтепроводӑн ҫӗнӗ проекчӗшӗн кӗрешни ҫав фронтах пулса тӑнине Ковшов часах ӑнланчӗ. Однако он скоро понял, что и здесь борьба за новый проект нефтепровода — тот же фронт. Кӗрешӳре хӑйӗн вырӑнне тупсан, унӑн характерӗ часах ҫирӗпленчӗ. Характер его сразу как бы откристаллизовался, едва он нашел свое место в бою. Ҫавӑнпа та Алексей Ковшов ӗҫшӗн ҫунать, кашни пӗчӗк чертежрах государство ӗҫне курать. Потому-то Алексей Ковшов так ненасытен в работе и за каждым пустяковым чертежиком различает государственное дело. Ҫавӑнпа та вӑл хӑйне те, ыттисене те ҫирӗп тытать, хаяр, именмесӗрех, тӳрех куҫран калать. Потому-то он так безжалостно требователен к себе и к другим, строг и прям до резкости, до бестактности. Хӑйне пӑхӑнса ӗҫлекенӗн чӗрине лайӑхрах кӗрсе лартӑр тесе, тӑрӑхласа вӑрҫать. Когда делает выговор подчиненным, то с насмешкой, чтобы крепче пробирало. Ҫак ҫамрӑк ҫын критикӑна юратать тесех каламалла: Батманов е Беридзе хӑтӑрнипе вӑл савӑнать, хӑйне пӗҫертсе илнипе мухтанать. Этот молодой человек, можно сказать, любит критику: он почти рад головомойке у Батманова или Беридзе, даже хвастается, как здорово его разбранили. Пӗррехинче вӑл: «Аслӑ начальство пӗлсе вӑрҫни — пурнӑҫра чи усӑллӑ та витӗмлӗ япала», — тесе ӗнентерсех каларӗ. Однажды он сказал вполне убежденно: «Толковая ругань умного начальства — самая действенная и полезная наука в жизни».
Киленсех ӗҫлет.Работает — с упоением. Ӗҫӗ унӑн темӗн чухлех, вӗсене вара вӑл ывӑнмасӑр туса пырать. Обязанности у него многочисленны, и он без устали чередует их. Петя Гудкин тӗрӗссине калать: Ковшов инженер чӑнах та ҫывӑрма манса кайнӑ. Петя Гудкин прав: инженер Ковшов действительно почти разучился спать. Апат ҫисе вӑл мӗн пурӗ те темиҫе минут ҫеҫ ирттерет, хӑйне пит хытӑ тытать. На еду он расходует буквально минуты, в личных потребностях аскетичен. Пӗррехинче Женя ӑна урамри пекех сивӗ пӳлӗмре ним шарламасӑр пурӑннӑшӑн ӳпкелесе те пӑхрӗ. Женя как-то корила его за то, что он безропотно живет в комнате, где холодно, как на улице.
Ҫапла, ҫавӑн пек ӗнтӗ вӑл, Алексей Ковшов.Да, таков он, Алексей Ковшов. Паллах, Кузьма Кузьмич хӑйпе хире-хирӗҫ лараканнин ҫитменлӗхӗсене те курать. Конечно, Кузьма Кузьмич видел и недостатки своего визави. Ҫав ҫитменлӗхсем унӑн ҫамрӑклӑхӗнчен килеҫҫӗ, тесе шутлама юрать. Эти недостатки, надо думать, объяснялись молодостью. Алексей Ковшовӑн Тополевӑнни пек темиҫе вунӑ ҫул хушши ӗҫлесе пухнӑ опыт ҫитеймест-ха. Нехватало еще у Алексея Ковшова опыта, накопленного Тополевым за долгие десятилетия жизненной практики. Хӑйне тытма пӗлмен ҫитменлӗхсем ҫинчен мӗн калаҫасси пур — вӗсем ҫӑмӑллӑнах пӗтеҫҫӗ. Что говорить о недостатках в манерах — это легко и быстро изживается. Ӗҫре инженерла культурӑлӑх ҫитменни ытларах кансӗрлет. Более важен недостаток инженерной культуры. Старик пӗрре пӑхсах курнине Ковшов хӑш чухне суккӑр ҫын пек хыпашласа шырать, техникӑллӑ задачӑсене вӑл ҫӑмӑллӑнах татса пама пултараймасть, мӗншӗн тесен ку ӑсталанса ҫитейменнинчен килет. Ковшов подчас как бы ощупывал вслепую то, что старик видел с первого взгляда, он еще не обладал той легкостью в решении технических задач, какая приходит вместе со зрелым мастерством.
Ҫӗнӗ проекта васкаса тунӑ чухне йӑнӑшсемпе ҫитменлӗхсем пулма пултараҫҫӗ.В торопливой работе над новым проектом неизбежно случались просчеты и недоделки. Техникӑллӑ пултарулӑх та, ҫурта кирпӗчрен тунӑ евӗр, тӗрлӗ пайсенчен тӑрать: ҫак пайсене, ахах пӗрчи шыранӑ пекех, строительство площадкисенче вуншар ҫулсем хушши шыраса тупнӑ. Техническое творчество составляется из множества деталей, как дом из кирпичей, они подобно жемчужным зернам десятилетиями выискивались на строительных площадках. Ковшов вара вӗсене темиҫе кун хушшинчех шыраса тупма васкать. Ковшов же спешил найти их за несколько дней. Тополев инженер хӑшпӗр тӗлте Ковшовӑн йӑнӑшӗсене тӳрлетме пултарнӑ, анчах вӑл вӗсене тӳрлетмен. Он, инженер Тополев, кое в чем мог бы поправить Ковшова — и не поправлял его. Ковшовӑн ӗҫӗнчи ҫитменлӗхӗсем Кузьма Кузьмичӑн кӑмӑлне кайнӑ, кӑна вӑл хӑй те тунмасть. Тоскливо морщась, Кузьма Кузьмич признавался себе, что его как бы устраивали упущения Алексея. Вӑл унӑн ҫитменлӗхӗсене тупсан: «Авӑ эсӗ епле ӑслӑ! Он будто злорадствовал: «Ишь ты какой умный! Эпӗ пӗрер пусӑн пухнӑ пурлӑха эсӗ труках манран илесшӗн? Хочешь, чтобы я вдруг отдал тебе свое накопленное по копеечке богатство? Ҫук, тӑванӑм, эсӗ ӑна ху пух», тесе савӑнса ларнӑ. Нет, милейший, собери его сам».
«Ӑҫта ҫитсе перӗнтӗн ӗнтӗ, мӗскӗн Сальери Адунский!»«До чего же ты дошел, жалкий Сальери Адунский», — Хӑйне хӑй тӑрӑхларӗ Тополев.издевался над собой Тополев.
Пӗррехинче, Алексей старике питӗ хытӑ ҫилентернӗ хыҫҫӑн, Ковшов пурпӗрех пӑсӑлса каять, тесе шутларӗ Тополев.Однажды, особенно рассерженный Алексеем, Тополев нарисовал в своем воображении картину якобы неизбежной деградации Ковшова. Акӑ ҫакӑн пекех вӑл кулленхи ӗҫ айне пулӗ, вара хӑй те хальхи Тополев инженер пек пулса тӑнине сиссе ӗлкӗреймӗ. Вот так же захлестнет его суматоха жизни, и он оглянуться не успеет, как превратится во второе издание того же инженера Тополева. Кунсерен ун ҫине ҫӗнӗрен те ҫӗнӗ обязанноҫсем, пур тӗрлӗ ыйтса ҫырнӑ хутсем, чертежсем, сметӑсем тиенсе пырӗҫ. День ото дня на него будут сыпаться все новые и новые обязанности, всевозможные заявки, докладные записки, чертежи, сметы. Вӑл пӗр минутлӑха та телефон трубкине аллинчен пӑрахаймӗ. Ни на минуту ему не удастся выпустить из рук телефонной трубки. Унӑн тӗрлӗрен ыйтусем пирки калаҫса татӑлма яланах начальствӑсем патне ҫӳремелле пулӗ, темиҫешер сехет канашлусенче ларса ирттермелле тата командировкӑсене кайса ҫӳремелле пулӗ. Придется бесконечно ходить по начальству и согласовывать вопросы, часами сидеть на совещаниях, ездить в командировки. Хӑйне яланах пушара васкаса чупакан вырӑнне, пур ҫӗрте те кая юлса пыракан ҫын вырӑнне шутлӗ. Он всегда будет ощущать себя словно бегущим на пожар и всюду опаздывающим.
Ҫапла майпа Алексей Ковшов ывӑнса ҫитӗ, майӗпен халсӑрланӗ.Так скопится в Алексее Ковшове утомление, и постепенно он остынет. Кулленхи ӗҫ ҫине ҫиелтен пӑхакан пулӗ. У него появится равнодушное отношение к будничной работе. Ӑна тӗксӗм вырӑнсенче пурӑнма тивет — инженерсем пуринчен ытла вӑрмансенче, хуласенчен инҫетре стройкӑсем тӑваҫҫӗ, — вӑл вара эрех ӗҫме, картла выляма, ҫӑмӑллӑн йӑпанма вӗренӗ. Ему придется жить в глуши — инженеры строят, главным образом, в медвежьих углах, вдали от городов, — он привыкнет к вину, преферансу и легкомысленным развлечениям. Паллах, инкекӗ ҫав йӑпаннинче пулмасть ӗнтӗ, йӑпаннисем ӑна ӗҫрен те ытларах савӑнӑҫ кӳрӗҫ. Беда, конечно, не в этих развлечениях, а в том, что они будут доставлять ему большее удовольствие, чем работа. Вӑл вара пысӑк тӗллевсемшӗн хӗрӳлленсе тавлашасси вырӑнне хӑйӗн вӑхӑтне сӳпӗлтетсе ирттерекен пулӗ. И он охотнее будет отдавать свое время сплетням, нежели горячим и возвышенным спорам. Тен, вӑл авланӗ, арӑмӗпе пӗрле вӗсем хӑйсене валли пур вӗтӗр-шакӑр япала: шифоньерсем, виктролсем, кӗпе-йӗм, тиртен тунӑ япаласем илсе тултарӗҫ. А может быть, он женится и вместе с женой начнет жадно приобретать всякую мелкую собственность: шифоньеры, виктролы, платья, меховые вещи. Вӑхӑта ирттерес тесе, арӑмӗпе ятарласах тӗрлӗ майсем шутласа кӑларӗҫ.Чтобы провести время с женой, специально придумывали разные способы. Вара хаклӑ вӑхӑт, ывӑҫран пӳрнисем хушшипе хӑйӑр юхнӑ пекех, сисӗнмесӗр иртет, — тытса чарма ҫук! И драгоценное время проходит незаметно, как песок между пальцев, — неудержимо!
Пӗр-пӗр инкеклӗ кунтан пуҫласа, тытса вуламан техникӑллӑ журналсене кӑмака хыҫне пуҫтарса хуракан пулӗ, кайран вӗсене ҫӗнӗрен ҫырӑнса илме те пӑрахӗ.Зато с какого-то рокового дня он станет складывать не разрезанные технические журналы за печкой и, в конце концов, забудет возобновить на них подписку. Вӑл пурнӑҫ тутине пӗлми пулӗ, ҫӗннине туйса илессине ҫухатӗ, ӑна вара вӑйлӑ чир — каппайланас тата лӑпланса ларас чир ерӗ. Он потеряет остроту ощущения жизни, утратит чувство нового, у него появится страшная болезнь — самодовольство и успокоенность. Ку чир Грубский чирӗ, унтан вӑл Тополева та ерчӗ. Это болезнь Грубского, которая передалась и ему, Тополеву. Вара Алексей Ковшовӑн пысӑк пултарулӑхӗ, чирпе пусӑрӑннӑскер, чухӑнланӗ, пӗтсе ларӗ. И талант Алексея Ковшова, как организм, уязвленный раком, захиреет, способность к творчеству пропадет. Малашнехине туйса илми пулӗ. Он сделается бесчувственным к тому, что можно назвать дальней перспективой. Ӑна ҫывӑхри ҫеҫ илӗртӗ, — тӗрӗссипех каласан, ҫывӑхри малашнехине хупласа хурӗ. Его будет манить только ближняя — вернее, эта ближняя перспектива закроет собой дальнюю. Вӑл ҫамрӑк чухне тупа тунине — вӑл ӑна тунӑ пулсан — яланах малалла кайса пырассине, лӑпланса ларма кирлӗ маррине, ӳсме кирлине, ӗнер тунинчен паян нумайрах та лайӑхрах тума тивӗҫлине манса кайӗ. Он позабудет юношескую клятву — ежели он давал ее — все время идти вперед, не успокаиваться, расти, знать и делать сегодня больше и лучше, чем вчера. Кӗскен каласан, унпа, Тополевпа, мӗн пулса иртнӗ, Алексейпе те ҫавах пулӗ. Короче говоря, с Алексеем произойдет то же, что произошло с ним самим.
Ҫук!Нет! Старик тӑсӑлса выртрӗ те пуҫне вӑйлах силлесе илчӗ. Старик вытянулся на диване и энергично затряс головой. Ҫук, Алексейпе ҫапла пулма пултараймасть, пулмалла та мар! Нет, с Алексеем не может, не должно этого случиться! Вӑл, Кузьма Кузьмич, килте ӳссе ҫитӗннӗ Сальери, ӑна, Ковшова упраса хӑварма, асӑрхаттарма тивӗҫ. Он, Кузьма Тополев, доморощенный Сальери, обязан предостеречь, предупредить его. Унӑн халех, ҫак минутрах Ковшовпа калаҫса пӑхмалла… Он должен быстрее, сейчас же, сию минуту поговорить с Ковшовым…
Пӳлӗмре такамӑн ура сасси илтӗнсе кайрӗ; Алексее курасшӑн пулса, старик йывӑрланнӑ пуҫне ҫӗклерӗ, анчах Грубские курчӗ.В комнате раздались чьи-то шаги; старик поднял отяжелевшую голову, страстно желая увидеть Алексея, но увидел Грубского. Грубскийӗн шӑннӑ пичӗ хӗп-хӗрлӗ хӗрелнӗ, вӑл аллисене хӑвӑрт сӑтӑркаларӗ, салхуллӑн пиншакне тӑхӑнакан старик ҫине пӑхса тӑчӗ. У Грубского было красное с мороза лицо, он быстренько потирал руки и посматривал на угрюмо облачавшегося в пиджак старика.
— Чирлӗ ҫынна килсе курас терӗм, — юрас кӑмӑлпа каларӗ Грубский.— Решил навестить больного, — с показной угодливостью говорил Грубский.
— Чирлисем патне врачсемпе туссем ҫӳреҫҫӗ, — терӗ Тополев, сӗтел хушшине кӗрсе ларнӑ Грубский патне пырса.— Больных навещают врачи и друзья, — не совсем радушно и определенно сказал Тополев, подходя к столу, за который уже сел бывший главный инженер.
Старик пукантан тытса тӑрать. Старик стоял, держась за спинку стула.
— Пирӗн хушӑри туслӑх, Кузьма Кузьмич, турра шӗкӗр, ҫирӗм пилӗк ҫул пырать, ӑна кӗмӗл туслӑх теме те юрать, — савӑнӑҫлӑн каларӗ Грубский.— Нашей дружбе, Кузьма Кузьмич, слава богу, двадцать пять лет, и она может называться серебряной, — бодро сказал Грубский. — Авалхи туслӑха мӗнпе те пулин ҫирӗплетсе пама май килнӗшӗн эпӗ яланах савӑнатӑп. — Я всегда рад, если встречается случай чем-нибудь подтвердить мою верность старой дружбе.
«Епле йӑпӑлти!» шутларӗ старик, унтан шӑл хушшипе:
— Апла пулсан, килӗшӗп, тавтапуҫ. Пӗлместӗп, мӗнпе сире хӑналаса ярас, — тесе мӑкӑртатса илчӗ.«Экая кудреватость речи», — подумал старик и сквозь зубы процедил:
— Ежели так, благодарю за внимание. Не знаю, чем угощать вас.
Пӳлӗме часах Марья Ивановна килсе кӗчӗ:В комнате тотчас же появилась Марья Ивановна.
— Ан чӑрманӑр, Кузьма Кузьмич, эпӗ хам чей лартса парӑп.— Не беспокойтесь, Кузьма Кузьмич, я похлопочу насчет чайку.
— Эпӗ эмел те чиксех килтӗм! — савӑнӑҫлӑн каларӗ Грубский, сӗтел айӗнчен тӗксӗм, тарласа кайнӑ эрех бутылки кӑларса.— Я и лекарство захватил, — весело сказал Грубский, вынимая из-под стола большую, темную, запотевшую бутылку вина.
— Ку эмеле манӑн ӗҫме юрамасть.— Это лекарство мне противопоказано. Унпа сирӗн хӑвӑрӑнах сипленмелле пулать, — терӗ Тополев. Придется вам самому лечиться, — отозвался Тополев.
Грубский ӑшӗнче кулса илчӗ: «Паян старик тараватлӑ, нимех те калаймӑн».Грубский усмехнулся про себя: «Сегодня старик гостеприимен, ничего не скажешь». Вӑл вара гриппа нумайӑшӗ чирлени ҫинчен, чир хыҫҫӑн сӗвӗрӗлсе йывӑрланни ҫинчен, тем чухлӗ инкек кӳнӗ, пурне те йӑлӑхтарса ҫитернӗ ҫил-тӑвӑл ҫинчен, фронтри лару-тӑру ҫинчен сӑмах тапратса ячӗ. Он завел разговор о массовом заболевании гриппом и неприятных осложнениях после этой болезни, о буране, который наделал бед и всем надоел, но, к счастью, затихает, о положении на фронтах.
Марья Ивановна чей тата апат-ҫимӗҫ илсе кӗчӗ.Марья Ивановна внесла чай и небогатую закуску. Кил хуҫине эрех ӗҫтерме хӑтланни ӑнӑҫлӑ пулман пирки, Грубский эрехне пуҫтарса хучӗ те чей ӗҫме пикенчӗ. Бесплодно попытавшись угостить хозяина вином, Грубский отставил бутылку и принялся за горячий чай.
Кузьма Кузьмич калаҫмарӗ, хӑяккӑн пӑрӑнса ларчӗ.Кузьма Кузьмич почти не поддерживал разговора, сидел полуотвернувшись. Вӑл Грубский мӗншӗн килнине ӑнланса илесшӗн пулчӗ. Он старался понять, зачем пожаловал Грубский. Ҫак улпут, ҫил-тӑвӑла пӑхмасӑр, ӑна ҫеҫ курма килнине вӑл ниепле те ӗненесшӗн пулмарӗ. Не верилось, что этот барин, невзирая на пургу, пришел к нему запросто, проведать. Вӗсем ӗлӗк те пӗр-пӗрин патне сайра хутра ҫеҫ ҫӳренӗ, юлашки вӑхӑтра хӑйсене ютшӑнарах тытнӑ. Они и вообще-то редко навещали друг друга, а последнее время держались отчужденно.
Грубский хӑюлланнӑҫемӗн хӑюлланса пыни Тополева ҫав тери тарӑхтарчӗ.По мере того, как все увереннее чувствовал себя Грубский, в Тополеве нарастало раздражение. Кузьма Кузьмич усал сӑмах персе ярасран чӑтса ларчӗ, Грубский кӗтмен ҫӗртен килсе кӗни лайӑххӑнах пӗтес ҫуккине вӑл ҫавӑнтах сиссе илчӗ — утмӑл ҫул хушшинче пӗрремӗш хут чӗнмен хӑнана хӑй килӗнчен хӑваласа кӑларас пек туйӑнать. Кузьма Кузьмич сдерживался, чтобы не сказать грубого слова, и вместе с тем чувствовал, что неожиданный визит этот кончится нехорошо, кажется впервые за шестьдесят лет жизни он выгонит непрошенного гостя из своего дома.
Грубский строительство ҫинчен калаҫу тапратса ячӗ.Грубский заговорил о строительстве. Батмановпа Беридзе сӑтӑр тӑваҫҫӗ, тесе ӗнентересшӗн пулчӗ: хӑйсен ӑссӑр проектне туса ҫитермесӗрех, ӑна ҫирӗплетмесӗрех, вӗсем строительствӑна ҫӗнӗ вырӑнта тума пуҫларӗҫ. Батманов и Беридзе, утверждал он, совершают преступление: еще недоработав свой безумный проект, не утвердив его, они уже повернули стройку в новое русло. Участоксем нумайӑшӗ, сылтӑм ҫыран ҫинчи пӗтӗм пухнӑ пурлӑха пӑрахса, сулахай ҫыран ҫине куҫнӑ ӗнтӗ. Многие участки, побросав все нажитое на правом берегу, фактически перебрались уже на левый. Кун ҫинчен Грубский лӑпкӑн калама пултараймарӗ. Об этом Грубский не мог говорить спокойно. Вӑл тӑчӗ, сӗтел патӗнче уткаласа ҫӳрерӗ, каллех ларчӗ. Он встал, походил около стола, снова сел.
— Пирӗн «гениллӗ» изобретательсен ӗҫӗ ӑнӑҫсӑр пӗтесси мана иккӗлентермест! — кӑшкӑрчӗ вӑл.— Я не сомневаюсь в плачевном конце наших «гениальных» изобретателей! — восклицал он. — Анчах власть вӗсен аллинче чухне вӗсем юсама ҫук пысӑк сиен кӳреҫҫӗ. — Но пока в их руках власть, они наносят трудно поправимый вред. Наркоматра кӑлӑхах ӗҫ лайӑх пырать тесе шутлаҫҫӗ. В наркомате создается ложное впечатление благополучия. Правительствӑна йӑнӑш пӗлтернипе пӑтраштараҫҫӗ, вӑхӑта тата пурлӑха ахальтенех тӑкаклаҫҫӗ. Правительство вводят в заблуждение, время и средства тратятся понапрасну. Кунта пулса иртни пурте пирӗн йӗркелӗх ҫуккине кӑтартса парать. Вообще то, что происходит здесь, показательно как пример скверной нашей организованности. Нимӗҫсене ылханма пулать, анчах вӗсенчен ӗҫлеме вӗренни те кансӗрлемест. Можно проклинать немцев, но не мешает поучиться у них работать. Вӗсем халӗ нефтепровод туман пулӗччӗҫ. Они не стали бы строить сейчас нефтепровод.
Старик Грубскийӗн сӑмахне хирӗҫ чӗнмесӗр итлерӗ.Старик слушал, никак не отзываясь на слова Грубского. Кузьма Кузьмич ӑна хӑй ӑшӗнче асӑрхаса ларчӗ. Внутренне Кузьма Кузьмич насторожился. Кӗтмен ҫӗртен килнин тӗллевне майӗпен туйса иле пуҫларӗ. Мало-помалу он догадывался о цели неожиданного визита.
— Эсир, Кузьма Кузьмич, тӑшман аллине парӑнтӑр, хӗҫ-пӑшала пӑрахрӑр пулас.— Вы, Кузьма Кузьмич, уже сдались на милость противника, сложили, так сказать, оружие. Рубежанскра ӑслӑ пуҫлӑ ҫынсем пурте Батмановпа Беридзе шухӑшне ирсӗр те сиенлӗ ӗҫ тесе шутлаҫҫӗ, тесе каласа пачӗҫ мана. А мне рассказывали, что в Рубежанске все здравые люди считают затею Батманова и Беридзе вздорной и вредной. — Грубский сассине пусарса, пуҫне Тополев енне тайса калаҫрӗ. — Грубский говорил, понизив голос и склонив голову в сторону Тополева. — Хӗҫпӑшала пӑрахма кирлӗ мар, хамӑрӑн тӗрӗслӗхе ҫине тӑрсах ӗнентерсе памалла. — Оружие складывать нельзя, надо самым настойчивым образом доказывать нашу правоту. Нефтепровода ҫулталӑк хушшинче тӑваймӑн, кирек епле пулсан та, ӑна туни фронта пулӑшас ҫук. Нефтепровод за год не построишь, и вообще, при любых обстоятельствах, его постройка на войну не играет. Хамӑн шухӑша шикленерех те формальнӑрах хӳтӗленишӗн ӳкӗнетӗп. Я, каюсь, отстаивал свои позиции очень робко и формально. Пирӗн татӑклӑнах хирӗҫ тӑмалла. Нам нужно решительнее действовать. Рубежанскпа Мускавра ҫынсем шырамалла. Надо искать связи в Рубежанске и в Москве. Ӗҫе пуҫӑннӑ, темелле ӗнтӗ: крайри столицӑна леш ҫырава эпӗ ятӑм. Начало, можно считать, положено: я послал в краевую столицу ту докладную. Эсир ӑна алӑ пусма килӗшмерӗр, тен, минучӗ ҫапла пулнӑ пулӗ. Вы отказались ее подписать, очевидно, под влиянием минуты. Эпӗ сирӗн ҫине ҫиленместӗп, анчах манпа пӗр шухӑшлӑ пулни ҫинчен хут татӑкӗ ҫырса яма ыйтатӑп. Я не обижаюсь на вас, но прошу послать вслед письмецо, что вы присоединяетесь. Тата Мускава Петров патне эсир пирӗн пӗтӗм ӗҫ ҫинчен ҫыру ҫырса яма килӗшсен, питех те лайӑх пулнӑ пулӗччӗ. И было бы совсем чудесно, если б вы решились написать о всех наших делах в Москву Петрову. Вӑл хӑшпӗр енчен сирӗн ученик вӗт, халӗ вара вӑл пысӑк ҫын, нарком заместителӗ. Он ведь в некоем роде ученик ваш, а ныне влиятельная персона: заместитель наркома.
Тополев пуҫне усса ларчӗ, унӑн пичӗ хӗп-хӗрлӗ, сарӑхнӑ уссийӗ хускалкаласа илет, кӳпченӗ аллисем чӗтренине пытарас тесе, вӗсене чӗркуҫҫи хушшине хӗстерчӗ.Склоненное вниз лицо Тополева было багровым, серо-желтые усы его шевелились, он зажал между колен тяжелые свои руки с набрякшими венами, чтобы скрыть их дрожь. Тулса ҫитнӗ ҫиллине темиҫе минут хушши вӑл мӗнпур вӑйран тытса чарма тӑрӑшрӗ, унтан майӗпен тӑчӗ, алӑк патне пычӗ те ӑна яриех уҫса:
— Тухса кайӑр! — тесе кӑшкӑрчӗ. Несколько минут он всем напряжением воли сдерживал гнев, накипающий в нем, затем медленно поднялся, подошел к двери и рывком распахнул ее:
— Уходите! — сдавленным голосом крикнул старик. Вӑл хаяррӑн, хӑрушшӑн курӑнать. Большой, вздыбленный и гневный, он был страшен. — Кунта сирӗн шӑршӑр та ан пулнӑ пултӑр! — Чтобы и духу вашего не было здесь!
Грубский сиксе тӑчӗ.Грубский вскочил.
— Мӗн эсир, Кузьма Кузьмич?— Что вы, Кузьма Кузьмич? Апла юрать-и вара? — хӑраса кӑшкӑрчӗ вӑл. Как можно! — с испугом вскрикнул он.
— Тухса сирпӗнӗр! — аслати пек кӗрлерӗ старик сасси.— Вон! — взорвался старик громовым криком. — Мана тарӑхтарса ан ҫитерӗр, унсӑрӑн сире кунтан пайӑн-пайӑн илсе тухма тивӗ. — Не доводите меня до крайности, иначе придется по частям выносить вас отсюда.
Главный инженер пулнӑскер хутланчӗ, пуҫне чикрӗ, вара старик ҫине пӑхмасӑр, ун патӗнчен иртсе кайрӗ.Бывший главный инженер съежился, втянул голову в плечи и прошел мимо старика, даже не взглянув на него.
— Эсир, авалхи тус, сӑмсу ҫине картса хурӑр: Тополев инженерпа сирӗн хушӑрти кӗмӗл туслӑх пӗтрӗ, шӑнчӗ! — урса кайнӑ пек кӑшкӑрчӗ Кузьма Кузьмич Грубский хыҫӗнчен — Сирӗн ирсӗр ӗҫӗре, килти каварлашӑва эпӗ хутшӑнмастӑп.— Вы, бывший друг, зарубите себе на носу: серебряная дружба ваша с инженером Тополевым кончилась, каюк! — бешено крикнул Кузьма Кузьмич Грубскому в спину: — В ваших гнусных интригах и домашних заговорах я не участник. Ман кил тӗлне манӑр! Забудьте мой адрес!
Вӑл хӑна хыҫҫӑн алӑкне шартлаттарса хупрӗ те пӳлӗм тӑрӑх йывӑррӑн утса кайрӗ.Он с грохотом захлопнул дверь за гостем и грузно зашагал по комнате.
— Ирсӗр!— Прохвост! Мана хӑйпе пӗр шухӑшлӑ ҫын тесе шутлать! Единомышленника во мне нашел. Куратӑн-и, активлӑ кӗрешме чӗнет! Видишь ли, призывает к активным действиям!
Алӑк хыҫӗнче сас-чӗв, хуллен калаҫни илтӗнет.За дверью слышался шум, негромкие слова. Кузьма Кузьмич алӑк патне пырса тӑчӗ. Кузьма Кузьмич подошел к двери.
— Вӑл чирлӗ тата темшӗн пӑшӑрханать, — айӑплӑн тӳрре тухма тӑрӑшрӗ Марья Ивановна.— Он болен и чем-то встревожен, — виновато оправдывалась Марья Ивановна.
— Вӑл ватӑлса ӑсран кайнӑ, ҫилӗмпе супӑнь тума ҫеҫ юрать! — тарӑхса каларӗ Грубский.— Он выжил из ума и одряхлел, годен только на клей и мыло, — раздраженно шипел Грубский.
— Тополев мӗне юрӑхлине курӑпӑр-ха! — кӑшкӑрчӗ старик, анчах хӑна ӑна илтмерӗ: Марья Ивановна питӗрекен алӑк шартлатса хупӑнчӗ, вара кӗтмен ҫӗртен килсе кӗнӗ ҫын пирки пӑлханнӑ ҫурт каллех шӑпланчӗ.— Еще посмотрим, на что годен Тополев! — крикнул старик, но гость его уже не услышал: лязгнули дверные запоры, которые закрывала Марья Ивановна, и дом, растревоженный неожиданным визитом, снова погрузился в тишину.
Тополев, аллисене хыҫалалла тытса, хӑй ӑссӗн мӑкӑртатса, калла-малла утса ҫӳрерӗ.Тополев все шагал и шагал взад и вперед, заложив руки за спину и бормоча себе под нос. Майӗпен старик лӑпланчӗ, унӑн пит-куҫӗ ҫуталчӗ. Постепенно старик успокоился, лицо его прояснилось. Ун куҫне Грубский илсе килнӗ эрех курӑнса кайрӗ. На глаза ему попала бутылка вина, принесенная Грубским. Кузьма Кузьмич бутылкӑна илчӗ те ахӑлтатса кулса ячӗ. Кузьма Кузьмич взял ее и расхохотался. Старикӗн ҫилли сӗвӗрӗлчӗ, вӑл хӑйне хӑй йывӑр та ырӑ ӗҫ тунӑ пекех туйса илчӗ. Гнев его испарился, он чувствовал себя так, если бы совершил трудное, но доброе дело.
— Куншӑн, тен, ӗҫме те юрать пулӗ, — йӑл кулчӗ Кузьма Кузьмич, вара йӑм хӗрлӗ эрехе черккене тултарса ӗҫрӗ, уссине типтерлӗ шӑлса илчӗ.— Пожалуй, за это можно и выпить, — усмехнулся Кузьма Кузьмич, налил в рюмку тёмнокрасного густого вина, отпил и аккуратно вытер усы. — Эмелӗ япӑхах мар, ку чирлӗ ҫынна та усӑллӑ. — Лекарство неплохое, пойдет больному на пользу.
Кун хыҫҫӑн вӑл юр вӗҫтерсе тултарнӑ тӗттӗм чӳрече ҫине нумайччен пӑхса тӑчӗ.После этого он долго стоял и смотрел в запорошенное темное окно.
— Траншейӑсене ҫӗре сирпӗнтерсе алтмалла.— Траншеи следует выкопать путем подрывов. Ҫапла ҫеҫ. Ну и всё. — Шӑпланнӑ ҫуртра старик сасси ытла та хыттӑн илтӗнсе кайрӗ. — В затихшем доме голос старика послышался очень громко. — Хӑҫан ҫав майпа траншея алтнӑччӗ-ха эпӗ? — Когда же я этим способом копал ранее траншею? Хӑҫан?А когда? Астуса илме пултараймастӑп, вӑт инкек… Не могу вспомнить, вот беда…
Пӳлӗме Марья Ивановна кӗрсе тӑчӗ.Марья Ивановна вошла в комнату.
— Эсир чӗнмерӗр пулӗ мана?— Вы меня не звали?
— Мӗн? — Кузьма Кузьмич ун енне ҫаврӑнса ҫилӗллӗн пӑхса илчӗ.— Что? — Кузьма Кузьмич обернулся и сердито посмотрел на нее.
Хӗрарӑм тухса каймарӗ, вӑл Тополевпа Грубский хушшинчи тавлашу хӑйне пӑшӑрхантарни ҫинчен калаҫасшӑн пулчӗ пулас.Женщина не ушла и, видимо, хотела поговорить о том, что ее беспокоит спор между Тополевым и Грубским.
— Ларӑр! — кӗтмен ҫӗртен хушрӗ Кузьма Кузьмич.— Садитесь! — неожиданно велел Кузьма Кузьмич. Унӑн пӑхӑнтаракан сассине пула аптраса ӳкнӗ Марья Ивановна пукан ҫине ларчӗ. Марья Ивановна, озадаченная его командным голосом, села на стул.
— Манӑн мӗнле условире шыв айӗнче тарпа ҫӗр сирпӗтсе кӑларма тӗл килнине аса илмелле.— Мне надо вспомнить, в каких условиях мне приходилось под водой взрывать землю порохом. Ҫулсене шутлӑр! Считайте годы!
— Мӗнле?— Ну, почему? Мӗнле ҫулсене? Какие года?
— 1907 ҫултан пуҫлӑр.— Начните с 1907 года.
Марья Ивановна шиклӗн ҫӳҫенсе илчӗ.Марья Ивановна испуганно вздрогнула.
— Ну!? — кӑшкӑрчӗ ӑна старик.— Ну!? — крикнул ей старик.
— Пин те тӑхӑрҫӗр ҫиччӗмӗш, — пӑшӑлтатрӗ хӗрарӑм.— Тысяча девятьсот седьмой, — прошептала женщина.
— Институт пӗтернӗ Подрядчик патӗнче ӗҫленӗ Марфа Павловнӑна качча илтӗм.— Женился на Марфе Павловне, которая после окончания института работала у подрядчика. — Тополев, куҫӗсене аллипе хупласа, диван ҫинче ларса аса илчӗ. — Тополев вспомнил, сидя на диване, закрыв глаза руками. — Ҫук, ку иртерех пулать. — Нет, это будет позже. Кайрантарахран пуҫлӑр, вуннӑмӗш ҫултан.. Начни с последнего, с десятого..
— Пин те тӑхӑрҫӗр вуннӑмӗш…— Тысяча девятьсот десятый…
— Хула думи валли ҫурт лартнӑ.— Построено здание для городской думы. Йӗркесӗрлӗх унта, ҫарату, ӗҫкӗ… Беспорядок там, грабеж, пьянство… Малалла, малалла!..Далее, далее!..
— Пин те тӑхӑрҫӗр вунпӗрмӗш…— Тысяча девятьсот одиннадцатый…
— Симменспа Гальск патӗнче ӗҫленӗ, Российӑра ҫавӑн пек нимӗҫ-хуҫасем пурччӗ.— Работал возле Симменса и Гальска, в России были такие немцы-хозяева. Вӗсем валли завод лартма килӗшрӗм. Я согласился построить для них завод. Анчах часах вӑрҫса кайрӑм та унтан тухрӑм. Но вскоре поссорился и ушел оттуда. Йывӑр килчӗ мана: Марфуша чирлӗччӗ. Мне было тяжело: Марфуша была больна. Чирлес умӗн вӑл хӗр ҫуратса пачӗ. Перед болезнью она родила дочь. Ҫапах та ун ҫинчен калаҫма кирлӗ мар… Все-таки не стоит об этом говорить… Эсир, Марья Ивановна, труках темиҫе ҫул малалла куҫӑр… Вы, Марья Ивановна, переходите на несколько лет вперед…
— Пин те тӑхӑрҫӗр вунпиллӗкмӗш ҫул, — терӗ те хӗрарӑм, сасартӑк ӗсӗклесе илчӗ:— Тысяча девятьсот пятнадцатый год, — сказала она и вдруг заплакала: — Феденька манӑн вӑрҫа кайрӗ. — Феденька мой пошел на войну. Урӑх кураймарӑм вара ӑна… Больше его не увидела… Таврӑнмарӗ… Не вернулся…
Тополев ун ҫине тинкерсе пӑхрӗ те ӑна хӗрхенсе пуҫне сулкаласа илчӗ.Тополев пристально посмотрел на нее и с сожалением покачал головой.
— Нумайӑшӗсем таврӑнмарӗҫ.— Многие не вернулись. Анчах ман ӗҫ ӑнчӗ, эпӗ чӗрӗ килтӗм. Но мне повезло, я пришел живым. Марфуша чӗрӗччӗ, хӗрӗм ҫук, вилнӗ. Марфуша была жива, дочери нет, умерла. Ҫакӑн хыҫҫӑн ачасем пулман: Марфуша сывлӑхӗ начарланнӑ. После этого детей не было: здоровье Марфуши ухудшилось. Ҫӳрерӗм, ҫурт-йӗрсем турӑм, тӑрӑшрӑм тата хӗршӗн хуйхӑртӑм. Ходил, строил дома, старался повсюду и переживал за дочь. Арӑм вара чирлӗччӗ, асапланаканскер пулчӗ вӑл ман, аллӑ ҫула ҫити пурӑнчӗ, анчах ытларах вырӑнпа выртрӗ… А жена у меня была больная, мучительная, дожила до пятидесяти лет, но в основном лежала… Мӗн? — Что? — Вӑл пуҫне ҫӗклесе макӑракан Марья Ивановна ҫине каллех пӑхрӗ.Он поднял голову и снова посмотрел на плачущую Марью Ивановну. — Сӑмахран пӑрӑнтӑм эпӗ. — Я отошел от темы. Айтӑр луччӑ Октябрь хыҫҫӑн мӗн туса лартни ҫинчен аса илер. Давайте лучше вспомним, что было построено после Октября. Малтанах юхӑнса юлнисене юсарӑмӑр… Сначала отремонтировали заброшенные… Днепр ҫинче ишсе антарнӑ кӗпере ҫӗнӗрен лартрӑмӑр… Восстановили разрушенный мост на Днепре… Йывӑр юханшыв… Сложная река… Хӗлле, пӑр… Зима, лед… Нумай тарӑхма тиврӗ материалсем ҫителӗксӗр. Пришлось много страдать… материалов не хватало. Взрывчатка кирлӗччӗ, памарӗҫ, эпӗ хирӗҫсе кайрӑм. Нужна была взрывчатка, не дали, я поссорился. Шӑпах ҫавӑнта шыв айӗнче сирпӗтсе чавнӑ та ӗнтӗ! Именно там и был произведен подводный взрыв! Эсир илтетӗр-и?! Вы слышите?! Астуса илтӗм! Вспомнил! Шӑпах ҫавӑнпа сӗнтӗм те ӗнтӗ юханшывӑн чуллӑ тӗпне сирпӗнтерсе тикӗслетме… Именно поэтому я и предложил выровнять каменистое дно реки… Питӗ лайӑх! Очень хорошо!
— Эпӗ каям ӗнтӗ.— Я пойду. Юрать-и? — ыйтрӗ Марья Ивановна. Можно? — спросила Марья Ивановна.
— Кайӑр, кайӑр…— Идите, идите… Тавтапуҫ, эсир мана ҫав тери пулӑшрӑр. Спасибо, вы мне очень помогли. Тополев хӗрарӑм хыҫҫӑн алӑка хупрӗ те васкавлӑн ҫыру сӗтелӗ хушшине кӗрсе ларчӗ.Тополев закрыл за женщиной дверь и после подсел к письменному столу. Мӗн ирчченех вӑл хӑйӗн сӗнӗвӗ ҫинчен — проливра траншейӑна ҫӗре сирпӗнтерсе алтасси ҫинчен — ҫыру ҫырса, расчетсем туса ларчӗ. И до рассвета не отрывался от расчетов и докладной записки о своем предложении — рыть траншеи в проливе взрывным методом.
