Текст: Хушка ҫамка
Автор: Мирун Еник
Ҫӑлкуҫ: Антон Чехов. Хушка ҫамка: калав. — Шупашкар: Чӑвашсен государство издательстви, 1938. — 16 с.
Ҫул: 1938; Хушнӑ: 2020.05.19 15:31
Пуплевӗш: 104; Сӑмах: 1504
Текст тӗсӗ: Прозӑллӑ хайлав
ВырӑслаЧӑвашла
Тема: Паллӑ мар
Выҫӑ кашкӑр ами ухатана кайма тапранчӗ.Голодная волчиха встала, чтобы идти на охоту. Унӑн ҫурисем виҫҫӗшӗ те хытӑ ҫывӑраҫҫӗ, пӗр ҫӗре пуҫтарӑннӑ та пӗр-пӗрне ӑшӑтса выртаҫҫӗ. Ее волчата, все трое, крепко спали, сбившись в кучу, и грели друг друга. Амӑшӗ вӗсене ҫуласа илчӗ те кайрӗ. Она облизала их и пошла.
Ҫурхи март уйӑхӗ тӑрать, анчах каҫсенче йывӑҫсем сивӗпе декабрь уйӑхӗнчи пек шартлатса ҫурӑлаҫҫӗ, чӗлхене кӑларнӑ-кӑларман сивӗ чӗпӗтсе илет.Был уже весенний месяц март, но по ночам деревья трещали от холода, как в декабре, и едва высунешь язык, как его начинало сильно щипать. Кашкар ами, начар сывлӑхлӑскер, йӳтенӗскер; кӑшт сас-чӳ пулсанах ҫӳҫенсе илет, хӑй ҫук чух килӗнче мӗн те пулса ҫурисене тивесрен шав шикленсе пырать. Волчиха была слабого здоровья, мнительная; она вздрагивала от малейшего шума и все думала о том, как бы дома без нее кто не обидел волчат. Этем е лаша йӗрри, шӑрши, тункатасем, шашанланӑ вутӑ та, такӑрланӑ ҫул хури те ӑна пурте хӑратаҫҫӗ; йывӑҫсен хыҫӗнчи тӗттӗмре ҫынсем тӑнӑ пек, вӑрман леш енче йытӑсем уланӑ пек туйӑнать ӑна. Запах человеческих и лошадиных следов, пни, сложенные дрова и темная унавоженная дорога пугали ее; ей казалось, будто за деревьями в потемках стоят люди и где-то за лесом воют собаки.
Вӑл ҫамрӑк мар ӗнтӗ, унӑн туйӑмӗ начарланнӑ, тилӗ йӗрне йытӑ йӗрри вырӑнне йышӑнни те пулкалать, хушӑран ҫулран та аташса каять, ҫамрӑк чухне унпек-кунпек пулакан марччӗ.Она была уже не молода и чутье у нее ослабело, так что, случалось, лисий след она принимала за собачий в иногда даже, обманутая чутьем, сбивалась с дороги, чего с нею никогда не бывало в молодости. Сывлӑхӗ начар пирки вӑл, ӗлӗкхи пек, пӑрусемпе пысӑк такасене тытма пӑрахнӑ ӗнтӗ, тихалӑ кӗсресенчен инҫетренех пӑрӑнса иртет, ӳкнӗ выльӑх ӳчӗ-тирӗпе кӑна пурӑнкалать; ҫӗнӗ какай ӑна сайра-хутра ҫеҫ тивкеленӗ; ҫуркунне кӑна, мулкач ами тӗлне пырса тухсан, унӑн ҫурисене туртса илнӗ, е мужиксен пӳтек картисене кӗркеленӗ. По слабости здоровья она уже не охотилась на телят и крупных баранов, как прежде, и уже далеко обходила лошадей с жеребятами, а питалась одною падалью; свежее мясо ей приходилось кушать очень редко, только весной, когда она, набредя на зайчиху, отнимала у нее детей или забиралась к мужикам в хлев, где были ягнята.
Унӑн шӑтӑкӗнчен пӗр тӑватӑ ҫухрӑмра, пуштӑ ҫулӗ ҫинче, пурӑнакан ҫурт пур.В верстах четырех от ее логовища, у почтовой дороги, стояло зимовье. Кунта сторӑж Йӑкӑнат пурӑнать, вӑл пӗр ҫитмӗл ҫултискер, ялан ӳсӗрсе тата хӑй тӗллӗн калаҫса ҫӳрет; каҫхине вӑл яланах ҫывӑрать, кӑнтӑрла пӗр кӗпҫелӗ пӑшалне йӑтса вӑрман тӑрӑх шӑхӑрса, мулкачсене шуйлантарса ҫӳрет. Тут жил сторож Игнат, старик лет семидесяти, который все кашлял и разговаривал сам с собой; обыкновенно ночью он спал, а днем бродил по лесу с ружьем-одностволкой и посвистывал на зайцев.
Ӗлӗк вӑл механикре ӗҫленӗ пулмалла, чарӑнас умӗн кашнийӗнчех хӑйне: «Стоп, машинӑ!» тесе кӑшкӑрать, тапранса каяс умӗн: «Полнӑй ход!» — тет. Должно быть, раньше он служил в механиках, потому что каждый раз, прежде чем остановиться, кричал себе: «Стоп, машина!» и прежде чем пойти дальше: «Полный ход!» Унпа пӗрле яланах пӗр йӑхсӑр-тӗпсӗр Арапкӑ ятлӑ хура йытӑ ҫӳрет. При нем находилась громадная черная собака неизвестной породы, по имени Арапка. Йытти мала инҫете кайсан, вӑл ӑна: «каяла ход!» тесе кӑшкӑрать. Когда она забегала далеко вперед, то он кричал ей: «Задний ход!» Хӑш чухне вӑл юрлат, юрланӑ чухне ҫав тери тайкаланса пынӑран час-часах ӳкет (кашкӑр ами ӑна ҫилпе ӳкет тесе шутланӑ), хӑй вара: «Рельсӑ ҫинчен тухса кайрӑм», тесе кӑшкӑрать. Иногда он пел и при этом сильно шатался и часто падал (волчиха думала, что это от ветра) и кричал: «Сошел с рельсов!»
Кашкӑр ҫак ҫурт таврашӗнче ҫула тата кӗркунне такасемпе пӗрле икӗ путек сурӑх ҫӳренине астӑвать, тата нумай пулмасть, ҫакӑнтан иртнӗ чухне витере сурӑх макӑрнӑ пек илтӗнчӗ ӑна.Волчиха помнила, что летом и осенью около зимовья паслись баран и две ярки, и когда она не так давно пробегала мимо, то ей послышалось, будто в хлеву блекли. Халӗ акӑ март та ҫитрӗ, вӑхӑтне кура, картара путексем пулмаллах, тесе шутлать вӑл. И теперь, подходя к зимовью, она соображала, что уже март и, судя по времени, в хлеву должны быть ягнята непременно. Выҫа аптратса ҫитернӗ ӑна, халӗ вӑл путеке хӑй мӗн тери ӑмсанса ҫиесси ҫинчен шухӑшлать, ҫак шухӑшсенчен унӑн шӑлӗсем шӑтӑртатаҫҫӗ, куҫӗсем тӗттӗмре икӗ вут ҫути пек ялтӑртатаҫҫӗ. Ее мучил голод, она думала о том, с какою жадностью она будет есть ягненка, и от таких мыслей зубы у нее щелкали и глаза светились в потемках, как два огонька. Йӑкӑнат пӳрчӗпе сарайӗ, витипе ҫӑлӗ тавра темӗн ҫӳлӗш кӗрт хӗвсе кайнӑ.Изба Игната, его сарай, хлев и колодец были окружены высокими сугробами. Шӑп. Тихо. Арапкӑ сарайӗнче ҫывӑрать пулас.Арапка, должно быть, спала под сараем. Кашкӑр ами кӗрт тӑрӑх карта ҫине хӑпарчӗ те урисемпе, сӑмсипе ҫиеле витнӗ улӑмне сире пуҫларӗ.По сугробу волчиха взобралась на хлев и стала разгребать лапами и мордой соломенную крышу. Улӑмӗ ҫӗрӗк те йӑшӑкскер мӗн, кашкӑр ами кӑштах картана персе анмарӗ. Солома была гнилая и рыхлая, так что волчиха едва не провалилась. Сӑмси умне ӑшӑ пӑвланса тухрӗ, тислӗкпе сурӑх сӗчӗ шӑрши килсе кӗчӗ. На нее вдруг прямо в морду пахнуло теплым паром и запахом навоза и овечьего молока. Аялта, сивӗне туйса, путек ачашшӑн макӑра пуҫларӗ. Внизу, почувствовав холод, нежно заблеял ягненок. Кашкӑр ами шӑтӑкран сикрӗ те малти урисем ҫине ӳкрӗ, ҫак вӑхӑтра картара темскер ҫухӑрса ячӗ, хӑр-хар туса ҫинҫе сасӑпа ула пуҫларӗ; сурӑхсем стенасем ҫумне вирхӗнчӗҫ; кашкӑр ами, хӑранипе, ҫӑварне мӗн лекнине ҫӗклерӗ те яра пачӗ… Прыгнув в дыру, волчиха упала передними лапами и грудью на что-то мягкое и теплое, должно быть, на барана, и в это время в хлеву что-то вдруг завизжало, залаяло и залилось тонким, подвывающим голоском, овцы шарахнулись к стенке, и волчиха, испугавшись, схватила, что первое попалось в зубы, и бросилась вон…
Вӑл мӗнпур вӑйне пухса чупрӗ, ку темӗн Арапкӑ кашкӑра сиснӗ те каҫса кайса улать, шуйланнипе чӑхсем те кӑтиклеҫҫӗ, Йӑкӑначӗ алӑкум вӗҫне тухнӑ та:
— Полнӑй ход! Кай свисток патне! — тесе кӑшкӑрать.Она бежала, напрягая силы, а в это время Арапка, уже почуявшая волка, неистово выла, кудахтали в зимовье потревоженные куры, и Игнат, выйдя на крыльцо, кричал:
— Полный ход! Пошел к свистку!
И-и-и ҫухӑрать хӑй машинӑ пек, унтан — го-го-го-го!..И свистел, как машина, и потом — го-го-го-го!.. Сасӑ вӑрманта инҫе-инҫе янӑра-янӑра каять. И весь этот шум повторяло лесное эхо.
Ҫак шав-шав ерипен ҫухалса ҫитсен, кашкӑр ами пӑртак лӑпланчӗ; халӗ вӑл ҫӑварӗпе юр тӑрӑх сӗтӗрсе пыракан япали йывӑртарах пек пулнине асӑрхарӗ, ку вӑхӑталла путексем ун пекех пулакан марччӗ: шӑрши те ӑраснарах пек, тата темӗнле сасӑсем илтӗнеҫҫӗ унтан…Когда мало-помалу все это затихло, волчиха успокоилась немного и стала замечать, что ее добыча, которую она держала в зубах и волокла по снегу, была тяжелее и как будто тверже, чем обыкновенно бывают в эту пору ягнята; и пахло как будто иначе, и слышались какие-то странные звуки… Канас та ҫие пуҫлас тесе кашкӑр ами чарӑнчӗ те хай ҫӗклемне юр ҫине хучӗ, анчах сасартӑк йӗрӗнсе каяла сиксе ӳкрӗ. Волчиха остановилась и положила свою ношу на снег, чтобы отдохнуть и начать есть, и вдруг отскочила с отвращением. Ку пӳтек мар, йытӑ ҫури мӗн, хураскер, пысӑк пуҫлӑ, вӑрӑм туналӑскер, шултра йӑхран; Арапкӑн пекех ҫамки ҫинче шура пур. Это был не ягненок, а щенок, черный, с большой головой и на высоких ногах, крупной породы, с таким же белым пятном во весь лоб, как у Арапки. Тӗсне-йӗрне пӑхсан — ку айван, ахаль килхушши йытти ҫеҫ. Судя по манерам, это был невежа, простой дворняжка. Вӑл нӳчӗркенӗ, амантнӑ ҫурӑмне ҫулакаларӗ те нимӗн те пулман пек хӳрине выляткаласа кашкӑр ами ҫине вӗре пуҫларӗ. Он облизал свою помятую, раненую спину и, как ни в чем не бывало, замахал хвостом и залаял на волчиху. Лешӗ йытӑ пек харлатса илсе ун патӗнчен пӑрӑнса чупрӗ. Она зарычала, как собака, и побежала от него. Ку ун хыҫҫӑн. Он за ней. Лешӗ каяла ҫаврӑнса шӑлне шатӑртаттарса илчӗ; анчӑк нимне пӗлмесӗр чарӑнчӗ, унтан — ку манпа вылять-ха тесе пулас, пуҫне ҫурт еннеле туса янӑравлан та савӑнӑҫлӑ уласа ячӗ: хӑй патне кашкӑр амипе выляма амӑшне — Арапкӑна чӗнет пек. Она оглянулась и щелкнула зубами; он остановился в недоумении и, вероятно, решив, что это она играет с ним, протянул морду по направлению к зимовью и залился звонким радостным лаем, как бы приглашая мать свою Арапку поиграть с ним и с волчихой.
Кашкӑр ами ӑвӑс чӑтлӑхӗпе хӑй йӑвине пынӑ ҫӗре шурӑмпуҫ ҫути палӑрчӗ, кашни ӑвӑса уйӑрса илме пулать, кураксем те вӑраннӑ, анчӑк вӗрнӗ саспа, тата асӑрханмасӑр сиккелесе пынӑран, час-часах илемлӗ кайӑксем палтлатса ҫӗкленеҫҫӗ.Уже светало, и когда волчиха пробиралась к себе густым осинником, то было видно отчетливо каждую осинку, и уже просыпались тетерева и часто вспархивали красивые петухи, обеспокоенные неосторожными прыжками и лаем щенка.
«Мӗншӗн ман хыҫран пырать-ха ку? — тесе шутлать кашкӑр ами тарӑхнипе.«Зачем он бежит за мной? — думала волчиха с досадой. — Хӑйне ҫитерсе ярасшӑн пулас вӑл». — Должно быть, он хочет, чтобы я его съела».
Кашкӑр ами ҫурисемпе пӗр тарӑнах мар шӑтӑкра пурӑнать; виҫӗ ҫул каярах вӑйлӑ тӑвӑл вӑхӑтӗнче пӗр пысӑк ватӑ хыр тымарӗ мӗнӗпех тӑпӑлса ӳкнӗ те ҫак шӑтӑк ҫавӑнпа пулнӑ.Жила она с волчатами в неглубокой яме; года три назад во время сильной бури вывернуло с корнем высокую старую сосну, отчего и образовалась эта яма. Халӗ ун тӗпне хыт ҫулҫӑсем тулнӑ, мӑк ӳссе ларнӑ, ҫавӑнтах шӑмӑсем, вӑкӑр мӑйракисем выртаҫҫӗ, кашкӑр ҫурисем вӗсемпе выляҫҫӗ. Теперь на дне ее были старые листья и мох, тут же валялись кости и бычьи рога, которыми играли волчата. Вӗсем вӑраннӑ та ав, виҫҫӗшӗ те пӗр пекскерсем, хӑйсем пурӑнакан шӑтӑк хӗрне юнашар тӑрса тухнӑ та амӑшӗ таврӑннине пӑхса хӳрисене вылятса тӑраҫҫӗ. Они уже проснулись и все трое, очень похожие друг на друга, стояли рядом на краю своей ямы и, глядя на возвращавшуюся мать, помахивали хвостами. Вӗсене курсан, анчӑк аяккинерех чарӑнчӗ те чылайччен пӑхса тӑчӗ; лешсем те хӑй ҫине пӗр куҫ сиктермесӗр пӑхнине асӑрхасан, вӑл ют ҫине вӗрнӗ пек, хаяррӑн вӗрсе ячӗ. Увидев их, щенок остановился поодаль и долго смотрел на них; заметив, что они тоже внимательно смотрят на него, он стал лаять на них сердито, как на чужих.
Тул ҫутӑлчӗ, хӗвел те тухрӗ, йӗри-тавра юр йӑлтӑртата пуҫларӗ, анчӑк пур ҫавах аякран вӗрсе тӑрать, кашкӑр ҫурисем амӑшӗн хыткан хырӑмӗнчен тяписемпе тапкалашса чӗчӗ ӗмеҫҫӗ, хӑй вӑл лаша шӑммине — типсе шурӑхса кайнӑскере кӑшласа выртать.Уже рассвело и взошло солнце, засверкал кругом снег, а он все стоял поодаль и лаял, волчата сосали свою мать, пихая ее лапами в тощий живот, а она в это время грызла лошадиную кость, белую и сухую. Выҫӑ асаплантарнӑ ӑна, йыт сассипе пуҫӗ ыратнӑ, ҫак чӗнмен хӑна ҫине сиксе ӳксе ӑна ҫурса тӑкас килнӗ унӑн. Ее мучил голод, голова разболелась от собачьего лая, и хотелось ей броситься на непрошенного гостя и разорвать его.
Тӑрсан-тӑрсан анчӑк ывӑнса ҫитрӗ, сасси тытӑнса ларчӗ; хӑйӗнчен никам та хӑраманнине тата ун ҫине ҫаврӑнса та пӑхманнине кура, вӑл хӑюсӑр, пӗр лӑпчӑнса, пӗр сиксе кашкӑр ҫурисем патне шӑвӑна пуҫларӗ.Наконец щенок утомился и охрип; видя, что его не боятся и даже не обращают на него внимания, он стал несмело, то приседая, то подскакивая, подходить к волчатам. Халӗ кун ҫутинче ӑна аванах пӑхса илме пулать. Теперь, при дневном свете, легко уже было рассмотреть его… Шурӑ ҫамки унӑн пысӑк, ытла ухмах йытӑсенни пек, ҫамки ҫинче мӑкӑр пур; куҫӗсем пӗчӗккӗ, сенкер те тӗксӗмскерсем, пӗтӗм куҫ-пуҫне илсен — ытла та айванӑн туйӑнать. Белый лоб у него был большой, а на лбу бугор, какой бывает у очень глупых собак; глаза были маленькие, голубые, тусклые, а выражение всей морды чрезвычайно глупое. Кашкӑр ҫурисем патне пырсан, вӑл сарлака тяписене малалла тӑсса вӗсем ҫине пуҫне хучӗ те:
— Хӑм, хӑм… хв-хв-хв!.. — тее пуҫларӗ. Подойдя к волчатам, он протянул вперед широкие лапы, положил на них морду и начал:
— Мня, мня… нга-нга-нга!..
Кашкӑр ҫурисем нимӗн те ӑнланмарӗҫ, анчах хӳрисене вылята пуҫларӗҫ; хайхи анчӑк тяпипеле пӗр ҫурине пысӑк пуҫӗнчен яра пачӗ.Волчата ничего не поняли, но замахали хвостами; тогда щенок ударил лапой одного волчонка по большой голове. Кашкӑр ҫури те ӑна пуҫӗнчен лектерсе илчӗ. Волчонок тоже ударил его лапой по голове. Анчӑк ун патне айккӑн пырса тӑчӗ те хӳрипеле выляткаласа куҫ айӗн пӑхса илчӗ, унтан сасартӑк сиксе ӳксе шӑтӑк умӗнче чупса ҫаврӑнма пуҫларӗ. Щенок стал к нему боком и посмотрел на него искоса, помахивая хвостом, потом вдруг рванулся с места и сделал несколько кругов по насту. Кашкӑр ҫурисем ун хыҫҫӑн чупрӗҫ, ку ҫурӑмӗ ҫине явӑнса кайнӑ та урисене тӑраткаласа выртать, вӗсем виҫҫӗн ӑна ярса илчӗҫ, савӑннипе ҫухӑрашса ӑна ҫырта пуҫларӗҫ, анчах ыратмалла мар, шӳтле ҫеҫ. Волчата погнались за ним, он упал на спину и задрал вверх ноги, а они втроем напали на него и, визжа от восторга, стали кусать его, но не больно, а в шутку. Ула кураксем ҫӳлӗ хыр ҫинчен вӗсем кӗрмешнине пӑхса ларчӗҫ те пит кӗрлерӗҫ. Вороны сидели на высокой сосне и смотрели сверху на их борьбу, и очень беспокоились. Шавлӑ та хаваслӑ пулчӗ. Стало шумно и весело. Хӗвел ҫуркуннехи евӗрлех хӗртет; кайӑксем тӑвӑл ӳкернӗ хыр урлӑ шав сике-сике каҫаҫҫӗ, хӗвел ҫутинче вӗсем ахахӑн туянаҫҫӗ. Солнце припекало уже по-весеннему; и петухи, то и дело перелетавшие через сосну, поваленную бурей, при блеске солнца казались изумрудными. Кашкӑр амисем хӑйсем илсе килнӗ апата ҫурисене выляма парса, вӗсене ухата ӗҫне вӗрентеҫҫӗ; халӗ ав ҫурисем шӑтӑк умӗнче анчӑк хыҫҫӑн чупа-чупа кӗрмешнине пӑхса: «вӗренччӗр-ха» тесе шухӑшласа выртать вӑл.Обыкновенно волчихи приучают своих детей к охоте, давая им поиграть добычей; и теперь, глядя, как волчата гонялись по насту за щенком и боролись с ним, волчиха думала:
«Пускай приучаются».
Выляса ывӑнсан кашкӑр ҫурисем шӑтӑка кӗрсе ҫывӑрма выртрӗҫ.Наигравшись, волчата пошли в яму и легли спать. Анчӑк выҫӑпа пӑртак уларӗ те, унтан хӗвел питне тӑсӑлса выртрӗ. Щенок повыл немного с голоду, потом также растянулся на солнышке. Ҫывӑрса тӑрсан, каллех выля пуҫларӗҫ. А проснувшись, опять стали играть.
Кашкӑр ами кун каҫичченех, каҫ пулсан та, иртнӗ каҫ витере путек макӑрнине, сурӑх сӗчӗн шӑршине аса илсе выртнӑ.Весь день и вечером волчиха вспоминала, как прошлою ночью в хлеву блеял ягненок и как пахло овечьим молоком. Ҫиес килнипе унӑн шӑлӗсем шӑтӑртатнӑ, пӗр чарӑнмасӑр кивӗ шӑмӑ кӑшланӑ: хӑй ӑшӗнче ӑна путек ҫинӗнех туйӑннӑ. И от аппетита она все щелкала зубами и не переставала грызть с жадностью старую кость, воображая себе, что это ягненок. Кашкӑр ҫурисем чӗчӗ ӗмеҫҫӗ, анчӑк хырӑмӗ выҫнипе йӗри-тавра чупса ҫӳрет, юра шӑршла-шӑршла пӑхать. Волчата сосали, а щенок, который хотел есть, бегал кругом и обнюхивал снег.
«Ҫийем-ха ӑна»… тет кашкӑр ами.«Съем-ка его…» — решила волчиха.
Вӑл анчӑк патне пычӗ, лешӗ ӑна питӗнчен ҫуласа илчӗ те, ку манпа вылясшӑн-ха тесе пулас, шӑлне йӗрсе хучӗ.Она подошла к нему, а он лизнул ее в морду и заскулил, думая, что она хочет играть с ним. Ҫамрӑк чухне вӑл йытӑсене ҫикеленӗ, анчах анчӑкран ҫав тери йывӑр шӑршӑ перет, сывлӑхӗ начартан вӑл халь ку шӑрша чӑтаймасть: кӑмӑлӗ пӑтранса ухнӑран вӑл пӑрӑнса кайрӗ… В былое время она едала собак, но от щенка сильно пахло псиной, и, по слабости здоровья, она уже не терпела этого запаха; ей стало противно, и она отошла прочь…
Каҫхине сивӗтрӗ.К ночи похолодело. Анчӑк килне кайрӗ. Щенок соскучился и ушел домой.
Ҫурисем хытӑ ҫывӑрса кайсан, кашкӑр ами каллех ухатана тухрӗ.Когда волчата крепко уснули, волчиха опять отправилась на охоту. Иртнӗ каҫхи пекех вӑл кӑшт сас-чӳрен те сыхланса пырать, тункатасем, вутӑсем, инҫетрен ҫынсем пек курӑнакан тӗттӗм, пӗччен каврӑҫ тӗмисем ӑна хӑратса тӑраҫҫӗ. Как и в прошлую ночь, она тревожилась малейшего шума, и ее пугали пни, дрова, темные, одиноко стоящие кусты можжевельника, издали похожие на людей. Вӑл ҫул аяккипе ҫӳлтен чупса пырать. Она бежала в стороне от дороги, по насту. Сасартӑк умри ҫул ҫинче тем хураскер мӗкӗлтете пуҫларӗ. Вдруг далеко впереди на дороге замелькало что-то темное… Вӑл хытӑ тинкерсе итлерӗ: чӑнах та унта такши килет, ерипен утса килни те илтӗнет. Она напрягла зрение и слух: в самом деле, что-то шло впереди, и даже слышны были мерные шаги. Пурӑш мар-ши? Не барсук ли? Вӑл сыхланарах, сывли-сывлами аякран-аякран пырса хура тӗлне ҫитрӗ, ҫаврӑнса пӑхрӗ те палларӗ. Она осторожно, чуть дыша, забирая все в сторону, обогнала темное пятно, оглянулась на него и узнала. Ку хай Хушка ҫамка анчӑк мӗн, васкамасӑр, уттипе хӑй килне таврӑнать. Это, не спеша, шагом, возвращался к себе в зимовье щенок с белым лбом.
«Ку мана текех кансӗрлемесен юрӗччӗ», — тесе кашкӑр малалла хӑвӑрт чупса иртсе кайрӗ.«Как бы он опять мне не помешал», — подумала волчиха и быстро побежала вперед.
Пурӑнакан ҫурт инҫе мар.Но зимовье было уже близко. Вӑл каллех кӗрт тӑрах вите тӑрне хӑпарчӗ. Она опять взобралась на хлев по сугробу. Ӗнерхи шӑтӑка ҫуртри улӑмӗпе питӗрсе хунӑ, ҫиелтен икӗ ҫӗнӗ яр янӑ. Вчерашняя дыра была уже заделана яровой соломой, и по крыше протянулись две новые слеги. Кашкӑр ами урисемпе тата сӑмсипе хӑвӑрт ӗҫле пуҫларӗ: хай анчӑк килмест-ши, тесе йӗри-тавра пӑхкалать; анчах тин кӑна ӑшӑ пӑспа тислӗк шӑрши килсе кӗнӗччӗ, хыҫра савӑнӑҫлӑ та янӑравлӑ вӗрнӗ сасӑ илтӗнсе те кайрӗ. Волчиха стала быстро работать ногами и мордой, оглядываясь, не идет ли щенок, но едва пахнуло на нее теплым паром и запахом навоза, как сзади послышался радостный, заливчатый лай. Анчӑк кашкӑр ами патне вите тӑрне сиксе ӳкрӗ, унтан — шӑтӑка; хайхи киле ҫитнине сиссе, ӑшӑра, хӑйӗн сурӑхӗсене палласа илсе вӑл тата хытӑрах вӗрсе ячӗ… Он прыгнул к волчихе на крышу, потом в дыру и, почувствовав себя дома, в тепле, узнав своих овец, залаял еще громче… Сарайӗнче выртакан Арапкӑ та вӑранчӗ, кашкӑра сиссе уласа ячӗ, чӑхсем кӑтикле пуҫларӗҫ. Арапка проснулась под сараем и, почуяв волка, завыла, закудахтали куры. Йӑкӑнат пӗр кӗпҫелӗ пӑшалӗпе алкум вӗҫне тухнӑ ҫӗре, хӑраса ӳкнӗ кашкӑр ами чылай инҫе кайнӑ. И когда на крыльце показался Игнат со своей одностволкой, то перепуганная волчиха была уже далеко от зимовья.
— Шик!— Фюйть! Шик! — шӑхӑрать Йӑкӑнат. Фюйть! — засвистел Игнат. — Яра пар пӗтӗм парпа. — Гони на всех парах!
Вӑл курокне туртрӗ — пӑшалӗ каймарӗ: тата тепӗр хут туртрӗ — каллех каймарӗ; виҫҫӗмӗш хут туртрӗ — кӗпҫерен темӗн пысӑкӗш вутлӑ кӗлте сиксе тухрӗ, сасӑ «бу-бу!» кӗрӗслетсе кайрӗ.Он спустил курок — ружье дало осечку; он спустил еще раз — опять осечка; он спустил в третий раз — и громадный огненный сноп вылетел из ствола и раздалось оглушительное «бу! бу!» Хулпуҫҫинчен пӑшалӗ калла хытӑ тапрӗ; унтан пӗр аллине пӑшал, теприне пуртӑ илсе вӑл мӗншӗн шӑв-шав пулнине пӑхма кайрӗ. Ему сильно отдало в плечо; и, взявши в одну руку ружье, а в другую топор, он пошел посмотреть, отчего шум…
Пӑртак тӑрсан вӑл пӳртне кӗчӗ.Немного погодя он вернулся в избу.
— Мӗн унта? — ыйтрӗ хӑйӑлтатакан сасӑпа каҫ тума кӗнӗ ҫулҫӳрен, сасӑ ҫине вӑранса.— Что там? — спросил хриплым голосом странник, ночевавший у него в эту ночь и разбуженный шумом.
— Нимӗн те мар… — терӗ ӑна Йӑкӑнат.— Ничего… — ответил Игнат. — Ахаль, кӑна. — Пустое дело. Пирӗн Хушка ҫамка сурӑхсемпе ӑшӑра ҫывӑрма вӗреннӗ. Повадился наш Белолобый с овцами спать, в тепле. Анчах алӑкран ҫӳреме пӗлмест, шав тӑррине сирме пӑхать. Только нет того понятия, чтобы в дверь, а норовит все как бы в крышу. Иртнӗ каҫ вите тӑррине сирнӗ те чупма кайнӑ, мур илесшӗ, халӗ ав таврӑннӑ та каллех тӑрринчен сирсе кӗнӗ. Намедни ночью разобрал крышу и гулять ушел, подлец, а теперь вернулся и опять разворошил крышу.
— Айван.— Глупый.
— Ҫав-ҫав, пуҫӗнче пружинки татӑлнӑ.— Да, пружина в мозгу лопнула. Шутсӑр кураймастӑп тӑмсайсене! — тесе ассӑн сывласа илчӗ Йӑкӑнат, кӑмака ҫине хӑпарнӑҫем. Смерть не люблю глупых! — вздохнул Игнат, полезай на печь. — Ну, турӑ ҫынни, тӑма ир-ха, ҫывӑрар лайӑхах… — Ну, божий человек, рано еще вставать, давай спать полным ходом…
Ирхине вӑл Хушка ҫамкана хӑй патне йӑхӑрса илчӗ те хӑлхинчен хытӑ пӑрчӗ, унтан хулӑпа ҫапа-ҫапа шав такмакларӗ:А утром он подозвал к себе Белолобого, больно оттрепал его за уши и потом, наказывая его хворостиной, все приговаривал:
— Алӑкран ҫӳре!— Ходи в дверь! Алӑкран ҫӳре!Ходи в дверь!
