Текст: Тӑваттӑмӗш сыпӑк
Автор: Валентин Урташ, Илпек Микулайӗ
Ҫӑлкуҫ: Вениамин Каверин. Икӗ капитан. Валентин Урташпа Николай Илпек куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951
Хушнӑ: 2019.09.11 21:08
Пуплевӗш: 183; Сӑмах: 2065
Текст тӗсӗ: Прозӑллӑ хайлав
ВырӑслаЧӑвашла
Тема: Ҫар
Эпир Саня сывлӑхӗшӗн ӗҫетпӗрМы пьём за Саню
Ҫав ҫулхине ман ӗҫ пит нумаййипе аптраса ҫитмелле пулчӗ тесеттӗм-ха эпӗ, ҫинчен тата мана пулӑшакан, виҫҫӗмӗш курсран килнӗ студентка ытла тӑмсайскер пулчӗ, ун ӗҫне те пӗтӗмпех хам туса пынипе кӑна та мар, хӑй тӑмсай пулнинчен тарӑхнӑран та ӑна манӑн йӑпатсах тӑмалла пулчӗ. Я уже говорила, что у меня было очень много работы в то лето, — между прочим, ещё и потому, что моя помощница, студентка третьего курса, оказалась очень тупой, и приходилось не только делать всё за неё, но ещё и утешать её, потому что она огорчалась, что она такая тупая. Эпӗ хам та нумайӑшне ӑнлансах каймастӑп, кашни ик-виҫӗ кун хушшинче хамӑн ватӑ професоорша патне чупрӑм, вӑл мана «пӗчӗк хӗрӗм» тет, эпӗ пӗтсе кайнӑ тесе кулянать. Сама я тоже многого не могла понять и каждые два — три дня бегала к моей старенькой профессорше, которая называла меня «деточкой» и всё беспокоилась, что я похудела. Чӑнах та эпӗ питӗ пӗтсе, шурса кайрӑм, халиччен нихҫан та хальхи пек пӑшӑрханман та шухӑшламан та пулӗ. И действительно, я очень похудела и побледнела, потому что никогда ещё, кажется, столько не думала и не волновалась. Эпӗ ҫав статьясене вуланипе те пӑшӑрхантӑм, Саньӑран килекен ҫырусем кая юлсан та ӑшӑм вӑркать, пӑшӑрханнӑ маях асанне те пӗр вӑхӑтра мана ҫиленсе, килкелесе кайми пулчӗ. Я волновалась, читая статьи; волновалась, когда опаздывали письма от Сани; волновалась, потому что бабушка сердилась на меня и даже одно время перестала ходить. Ҫавсемсӗр пуҫне тата Вальӑпа Кирӑшӑн та пӑшӑрханма тиврӗ. Кроме того, я ещё волновалась из-за Вали и Киры.
Вӗсен вара пӗтӗмпех питӗ лайӑхчӗ — ӗлӗкхи пекех вӗсем хӑйсен кухнинче пӑшӑлтатса калаҫатчӗҫ, унтан вара кулмасӑр-тумасӑр, телейлӗн, айван сӑнарлӑн пулса чей ӗҫетчӗҫ; анчах пӗррехинче вӗсен пӑшӑлтатасси чарӑнчӗ, кӑштах чӗнмесӗр тӑнӑ хыҫҫӑн, вӗсем пӗр-пӗрин ҫине кӑшкӑрма та тытӑнчӗҫ. Всё у них было очень хорошо — они по-прежнему сидели в своей кухне и шептались, а потом пили чай с серьёзными, счастливыми, глупыми лицами; но однажды шёпот вдруг прекратился, и, немного помолчав, они стали кричать друг на друга. Хӑраса ӳкнипе эпӗ хам та сассӑма ҫӗклетрӗм, анчах ҫав вӑхӑтра Валя тухрӗ, хӑй пӗтӗмпех хӗрелсе кайнӑччӗ, стена ӑшне туса лартнӑ шкапа уҫрӗ, те алӑк тесе аташрӗ вӑл. Я испугалась и тоже стала кричать, но в это время Валя вышел, весь красный, и полез в стенной шкаф, очевидно спутав его с входной дверью. Эпӗ ӑна шӗлепкине патӑм та, хуллен ҫеҫ, мӗн пулчӗ сирӗн, тесе ыйтрӑм. Я подала ему шляпу и робко спросила, что случилось.
— Мӗн пулнине хӑвӑр тусӑртан ыйт, — терӗ Валя. Валя ответил: — Спросите у вашей подруги, что случилось.
Кира юлашки хут йӗнине эпӗ хӑҫан курнӑччӗ-ши, астӑваймастӑп. Не помню, когда я в последний раз видела, что Кира плачет. Пиллӗкмӗш класра вӗреннӗ чух черчени урокӗнче «неуд» илнӗ чухнеччӗ пулас. Кажется, в пятом классе, из-за «неуда» по черчению. Акӑ халь вӑл каллех йӗрет, аллисемпе пӗчӗк хӗрача пек куҫҫульне шӑлать. Теперь она снова плакала и, как маленькая, вытирала глаза руками.
— Кира, мӗн пулчӗ? — Кира, что случилось?
— Нимӗн те пулман. — Ничего не случилось. Эпир кайса ҫырӑнас терӗмӗр, вӑл кунтан куҫса каясшӑн, ӗҫӗ те ҫав кӑна. Мы решили записаться, а он не хочет переезжать, вот и всё.
— Мана чӑрмантарать тетӗр-и? — Из-за меня, думаете, беспокоите? Ҫавӑнпа-и? Поэтому?
— Ним чухлӗ те сан пирки мар. — Ничего не из-за тебя. Мана вӑл эс хӑвах тавҫӑрмалла тет. Он говорит, что я сама должна догадаться. Эп вара, чӑн калатӑп, ниепле те пултараймастӑп. А я, честное слово, не могу. Вӑл мана хӑй патне куҫарасшӑн. Он хочет, чтобы я к нему переехала. Эпӗ каясшӑн мар. А я не хочу. Манӑн унта хамӑнах апат хатӗрлемелле пулать, пурне те хама тума тивет, хӑҫан тумалла вара манӑн? Мне там нужно будет готовить и всё, а когда мне готовить? Мӗн тесен те кунта пурте пур — савӑт-сапа та сӗтел ҫитти те, кӗпе-йӗм те, пурте пур. Вообще здесь всё есть — и посуда, и скатерти, бельё, всё.
— Аннӳ те. — И мама.
— Тӗрӗс, анне те пур. — Ну да, и мама.
Каҫ пуличчен калаҫса лартӑмӑр эпир, ҫӗрле вара Кира: «пӗтӗмпех пӗлсе ҫитрӗм, вӑл мана урӑх юратмасть иккен», терӗ. Мы проговорили весь вечер, а ночью Кира пришла и сказала, что догадалась — просто он её больше не любит. Ҫутӑлса ҫичӗ сехет ҫитиччен Валя ӑна епле савса тӑни ҫинчен кала-кала кӑтартрӑм юратмасан ун пек хута кӗмеҫҫӗ, терӗм. До семи утра я доказывала, что Валя её любит и что так не волнуются, когда не любят. Ӳкӗте кӗртейрӗм-ши Кирӑна, пӗлместӗп ӗнтӗ, анчах вӑл сасартӑк татса каларӗ, вӑл Вальӑна питӗ лайӑх пӗлет имӗш, Валя лайӑх арҫын, Кира хӑй начар иккен, унан чӗрнине те тӑмасть, мӗншӗн тесен Кира ухмах иккен, ҫавӑн ҫинчен вӑл хӑех ӑна ҫырса ярӗ те. Не знаю, убедила ли я Киру, но только она вдруг сказала, что она прекрасно знает, что он хороший, а она плохая, и что она напишет ему письмо, что она его не стоит и что он её не любит, потому что считает, что она дура.
— Ҫыруне эппин ун патне яриччен мана кӑтартӑн юрӗ-и? — терӗм эпӗ, анасланӑ май, ҫывӑрса каяс умӗн мӗн курнине ҫакна астӑватӑп тата: кӗпе вӗҫҫӗн ҫеҫ ларнӑ Кира сӗтел хушшинче темӗнччен ҫырчӗ… — Только, прежде чем отослать, покажи мне, ладно? — сказала я сонным голосом, и последнее, что я ещё видела, засыпая, — это была Кира, которая в одной рубашке сидела за столом и писала, писала…
Ирхине эпир иксӗмӗр унӑн йӗркесӗр ҫыруне ҫурса тӑкрӑмӑр, вара эпӗ Валя патне хам кайрӑм. Наутро мы с ней разорвали ерунду, которую она сочинила, и я отправилась к Вале. Вӑл зоопаркра ӗҫлет. Он работал в Зоопарке. Саньӑпа иксӗмӗр пӗррехинче ун патне кайнине астуса илтӗм, Валя ун чух пире хӑйӗн хир кайӑкӗсене кӑтартнӑччӗ. Я вспомнила, как мы однажды были у него с Саней и как он показывал нам своих грызунов. Халӗ вӑл ҫурт ҫук, ун вырӑнне колоннӑллӑ илемлӗ шурӑ павильон тӑрать, Валя хӑй экспериментла биологи лабораторинче ӗҫлекен сотрудник иккенне хуралҫа каласа ӗнентермелле те пулмарӗ. Теперь и дома этого уже не было, а стоял красивый белый павильон с колоннами, и Вале не нужно было уверять сторожа, что он сотрудник лаборатории экспериментальной биологии. Анчах ҫак илемлӗ шурӑ павильонра та ҫаплах шӑши шӑрши кӗрет, Валя та хӑй пекехчӗ, шурӑ халатпаччӗ вӑл, хырӑнманччӗ. Но в этом красивом белом павильоне совершенно так же пахло мышами и Валя был такой же — только в белом халате и небритый. Каҫхине мана Кира вӑл урӑх хырӑнмасть ӗнтӗ терӗ те, эпӗ ирӗксӗр кулкаласа илтӗм. Мне стало смешно, потому что ночью Кира сказала, что он теперь перестанет бриться.
Вӑл мана лартрӗ, хӑй те салхулӑн ларчӗ. Он усадил меня и сам уныло сел.
— Валя, чи малтанах эс пӗлнӗ пул, эпӗ кунта хам тӗллӗн ӑс тытнипе килтӗм, — терӗм эпӗ ҫилӗллӗ сасӑпа. — Валя, во-первых, имей в виду, что я пришла по собственной инициативе, — начала я сердито. — Мана Кира хӗтӗртсе янӑ тесе ан шутла. — Так что ты не думай, пожалуйста, что Кира меня прислала.
Чӗтреннӗ сасӑпа вӑл: «Ҫапла-и вара?» тесе ыйтрӗ те, ӑна мӗскӗнле хӗрхенсе кайрӑм. Он сказал дрогнувшим голосом: «Да?», и мне стало жаль его. Ҫапах та эпӗ хам шухӑшах тытрӑм: Но я продолжала строго:
— Сивцевӑра сире пин хут лайӑх пулать те, ытах санӑн ху патӑнтах юлмашкӑн витӗмлӗ сӑлтавсем пулсан, эс ӑна татсах кала, ӗҫӗ те пӗтрӗ. — Если у тебя есть серьёзные причины остаться у себя, хотя на Сивцевом вам будет в тысячу раз удобнее, ты должен ей сказать, и баста. Вӑл хӑй тавҫӑрасса ыйтса тӑмалла мар ӗнтӗ. А не требовать, чтобы она сама догадалась.
Валя чӗнмерӗ. Валя помолчал.
— Пӗлетӗр-и, мӗскерӗ пур кунта, Сивцево-Вражека куҫма пултараймастӑп-ҫке эпӗ, унта ытарма ҫук пуласса пӗлсех тӑратӑп та-ха. — Понимаешь, в чём дело… я не могу переехать на Сивцев-Вражек, хотя, конечно, я не отрицаю, что это было бы просто прекрасно. Унта хам валли кабинет пекки те тума пулать, пӳлсе хунине куҫарсан ҫывӑрмалли пӳлӗм те пулать, чӑлан вырӑнне пӗчӗкҫӗ лаборатори вырнаҫтарсан тата. Там можно устроить что-то вроде кабинета и спальни, особенно если перегородку перенести, а где сейчас чулан — устроить маленькую лабораторию. Анчах ӑна апла тума май ҫук. Но это невозможно.
— Мӗншӗн?- Почему?
— Мӗншӗн тесен… — Потому что… Итле-ха, вӑл сана калаҫтарса ҫавӑрмасть-и? — сасартӑк тарӑхса ыйтрӗ вӑл. Послушай, а тебя она не заговаривает? — вдруг с отчаянием спросил он.
— Кам? – Кто?
— Кира амӑшӗ. — Кирина мама.
Эпӗ ахӑлтатсах кула пуҫларӑм. Я так и покатилась со смеху.
— Ҫапла ҫав, саншӑн кулӑшла вӑл, — терӗ Валя, — сана кулӑш ҫав. — Да, тебе смешно, — говорил Валя, — конечно, тебе смешно. Эпӗ акӑ пултараймастӑп. А я не могу. Кӑмӑл пӑтранать манӑн, хам та начар. У меня начинается тошнота и слабость. «Мӗншӗн эс шурса кайнӑ?» тесе ыйтать пӗррехинче. Один раз спрашивает: «Почему ты такой бледный?» Кӑшт ҫеҫ чӗнмесӗр чӑтса тӑтӑм… Я ей чуть не сказал… Темле Варвара Рабинович ҫинчен сӳпӗлтетеҫҫӗ тата, ҫӗрминне анса кайтӑрах вӑл… И всё про какую-то Варвару Рабинович, будь она неладна… Ҫук, куҫмастӑп! Нет, не перееду!
— Эс итле-ха, Валя, — терӗм эпӗ кулмасӑр, — сирӗн унта хӑшӗ кам енне калаҫтарать пуль, пӗлместӗп, анчах эсӗ мӗн тесен те Кирӑна кӳрентеретӗн. — Вот что, Валя, — сказала я серьёзно: — уж не знаю, кто у вас там кого заговаривает, но ты, во всяком случае, ведёшь себя по отношению к Кире очень глупо. Вӑл ҫӗрӗпех макӑрчӗ, куҫне те хупмарӗ, санӑн халех унпа калаҫса кӑмӑлне ҫавӑрмалла. Она плакала и не спала сегодня всю ночь, и вообще ты должен сразу же поехать к ней и объяснить, в чём дело.
Сӑнарӗ инкеклӗ курӑнчӗ унӑн, ӑшӗ вӑрканипе канӑҫ тупаймасӑр урай тӑрӑх утса ҫӳрерӗ. У него стало несчастное лицо, и несколько раз он взволнованно прошёлся по комнате.
— Каймастӑп! — Не поеду!
— Валя!— Валя!
Вӑл сӑмах чӗнмесӗр кутӑнлашса тӑчӗ. Он упрямо молчал. «Э, епле иккен-ха эсӗ!» шухӑшларӑм эпӗ ӑна хисеплес кӑмӑлпа. «Ого, вот ты какой!» — подумала я с уважением.
— Эппин ан та калаҫӑр манпа, пуҫхӗрлех кайӑр! — терӗм те ҫиленсе, тухсах каясшӑнччӗ, анчах вӑл мана ямарӗ, вара эпир тата икӗ сехет хушши Кира амӑшне епле ытлашши калаҫтарас марри ҫинчен калаҫрӑмӑр… — Тогда и не лезьте больше ко мне, и чёрт с вами! — сказала я сердито и хотела уйти, но он не пустил, и мы ещё два часа говорили о том, как бы устроить, чтобы Кирина мама не говорила так много…
Аван марччӗ пулин те ӗҫ мӗнре тӑни ҫинчен эпӗ Кирӑна каласа кӑтартрӑм. Это было не особенно удобно, но я всё-таки рассказала Кире, в чём дело. Вӑл тӗлӗнсе ӳкрӗ, унтан вара амӑшӗ Валя Кирӑна хӑй енне ҫавӑрнӑ тесе ӳпкелешет терӗ, пӗррехинче ҫапла Валя пӳртрен тухса кайсан амӑшӗ ҫамки ҫине йӗпе тутӑр хурса выртрӗ те текех йӑм-хӑмӑр тилӗ гибричӗсем ҫинчен пӗр сӑмах та илтес килмест тесе калать, терӗ. Она очень удивилась, а потом сказала, что мама каждый день жалуется, что Валя её заговаривает, и однажды даже лежала после его ухода с мокрой тряпкой на лбу и говорила, что больше не может слышать о гибридах чёрно-бурых лисиц и что Кира сумасшедшая, если выйдет замуж за человека, который никому не даёт открыть рта, а сам говорит и говорит.
Вӑл пӗр самантра тумланчӗ те Валя патне тухса кайрӗ, эпӗ хам сан вырӑнӑнта пулсан ун патне нихҫан та чи малтан хам кайман пулӑттӑм тесе ӳкӗтлерӗм, вӑл ҫапах та итлемерӗ. Она мигом собралась и поехала к Вале — хотя я сказала, что на её месте никогда бы первая не поехала. Каҫхине вара вӗсем каллех хӑйсен кухнинче пӗрле пӑшӑлтатса ларчӗҫ. Вечером они уже снова сидели в «собственно кухне» и шептались. Вӗсем кирек мӗнле пулсан та Сивцево-Вражкӑра пурӑнса пӑхма шутланӑ. Они решили попробовать всё-таки устроиться на Сивцевом-Вражке.
Каҫӗ вара ытарса илмелле мар, Саня тухса кайнӑранпа ҫакӑн пек каҫ манӑн пӗрре те пулман. Это был прекрасный вечер — лучший из тех, что я провела без Сани. Малтан эпӗ Саньӑран ҫыру илсеттӗм — ҫырӑвӗ пысӑкчӗ те питӗ лайӑхчӗ, унта вӑл: кӗнеке нумай вулатӑп, акӑлчан чӗлхине вӗренетӗп, тесе ҫырнӑччӗ. Накануне я получила от Сани письмо — большое и очень хорошее, в котором он писал, между прочим, что много читает и стал заниматься английским языком. Эпӗ акӑлчанла чиперех вуланине илтсен вӑл тӗлӗнсех кайнӑччӗ, ҫавна эпӗ халӗ аса илтӗм, тепрехинче тата эпӗ пӗр паллӑ композитор ҫинчен калаҫма тытӑнтӑм та, хӑй ун ҫинчен пӗлменшӗн вӑл питӗ вӑтанчӗ. Я вспомнила, как он удивился, узнав, что я довольно свободно читаю по-английски, и как покраснел, когда при нём однажды заговорили о композиторе Шостаковиче и оказалось, что он прежде никогда даже не слышал этой фамилии. Ҫырӑвӗ, чӑнах, питӗ лайӑхчӗ, чунӑм савӑнса кайрӗ: Эпир Александра Дмитриевнӑпа «ҫӗнӗ ҫынсенчен» вӑрттӑн питӗ лайӑх апат хатӗрлерӗмӗр, Валя юратса ҫиекен салата малтан эпӗ, унтан Александра Дмитриевна та черетлӗн тӑвар янӑ иккен, — ҫапах та ӑна пӗр минутрах ҫисе ятӑмӑр, мӗншӗн тесен Валя ӗнертенпе хырӑнман кӑна та мар, нимӗн те ҫимен те пулнӑ. Вообще это было чудное письмо, от которого у меня стало весело и спокойно на душе: Тайком от «молодых» мы с Александрой Дмитриевной приготовили великолепный ужин с вином, и хотя любимый Валин салат с омарами мы посолили по очереди — сперва я, потом Александра Дмитриевна, — всё-таки он был съеден в одну минуту, потому что оказалось, что Валя со вчерашнего дня не только не брился, но и ничего не ел.
Эпир Саньӑна ыр сунса ӗҫрӗмӗр, унтан вӑл пур ӗҫре те ӑнӑҫтартӑр тесе тата ӗҫрӗмӗр. Мы выпили за Санино здоровье, потом за его удачу во всех делах.
— Унӑн пысӑк ӗҫӗсемшӗн теес пулать, — терӗ Валя, — мӗншӗн тесен ун кунҫулӗнче пысӑк ӗҫсем пуласса эпӗ шансах тӑратӑп. — В его больших делах, — сказал Валя, — потому что я уверен, что в его жизни будут большие дела.
Унтан вара вӑл епле ҫирӗм пиллӗкмӗш ҫулхине Мускав комсомол комитечӗ ҫумӗнчи ҫамрӑк натуралистсен бюровӗнче ӗҫлени ҫинчен каласа кӑтартрӗ, пӗррехинче тата вӑл Саньӑна Кӗмӗл хырлӑха экскурсине кайса курма ҫавӑрнӑ иккен, Саня унта мӗн лайӑххи пуррине тем пек ун урлӑ ӑнкарасшӑн пулчӗ, терӗ; унтан вара вӑл сасартӑк кӗнекесенчен илнӗ сыпӑксемпе калаҫа пуҫларӗ, унӑн чаплӑ ӑсне курса пурсӑмӑр та шалтах тӗлӗнсе кайрӑмӑр. Потом он рассказал, как в двадцать пятом году он работал в бюро юных натуралистов при Московском комитете комсомола, и как однажды уговорил Саню поехать на экскурсию в Серебряный бор, и как Саня долго старался понять, почему это интересно, а потом вдруг стал говорить цитатами, и все поразились, какая у него необыкновенная память.
Халь шанчӑк пур чух кӗрешесчӗ патваррӑн. Бороться, бороться, пока не покинет надежда.
Мӗн пултӑр унтан та чапли пурнӑҫра! —
асне илчӗ те вӑл пӗр сӑвӑран, унтан хир шӑшийӗсене тытасси ун ӗҫӗ мар, терӗ. Что может быть в жизни прекрасней подобной игры? — и сказал, что ловить полевых мышей — это не его стихия.
Александра Дмитриевнӑн та мӗн те пулин каласа кӑтартасси килетчӗ, вӑл каллех Варвара Рабинович ҫинчен сӑмах хускатӗ тесе эпир, Кирӑпа иксӗмӗр, хӑрасах тӑтӑмӑр. Александре Дмитриевне хотелось тоже что-нибудь рассказать, и мы с Кирой боялись, что она опять заговорит о Варваре Рабинович.
Юрать-ха каламарӗ — вӑл пире темиҫе сӑвӑ вуласа пачӗ те, сӑвӑсем вӗренмешкӗн унӑн хӑйӗн те асра тытас ӑсӗ пысӑк терӗ. Но обошлось — она только прочитала нам несколько стихотворений и сказала, что у неё на стихи тоже необыкновенная память.
Ҫапла эпир вуникӗ сехет ҫывхаричченех ӗҫкӗре лартӑмӑр, Александра Дмитриевна сасса мӗнле «маскӑласа» илмеллине туса кӑтартнӑ чух пӗри алӑка шӑнкӑртаттарчӗ, вӑл ҫӳп-ҫап пуҫтаракан дворник пулчӗ терӗҫ. Так мы сидели и выпивали, и был уже двенадцатый час, когда кто-то позвонил, и Александра Дмитриевна, которая в эту минуту показывала нам, как нужно брать голос «в маску», сказала, что это дворник за мусором. Эпӗ алла тытнӑ витрепех кухньӑна чупрӑм та алӑк уҫрӑм. Я побежала на кухню и так — с ведром в руке — и открыла дверь. Дворник мар иккен вӑл, Ромашов пулчӗ, эп алӑк уҫсанах вӑл каялла чакса тӑчӗ те сӑмах хушмасӑрах шӗлепкине хыврӗ. Но это был не дворник, это был Ромашов, который молча быстро отступил, когда я открыла дверь, и снял шляпу.
— Маншӑн питӗ васкавлӑ ӗҫ, вӑл сире тивет, ҫавӑнпа эп ытла каҫа юлтӑм пулин те кӗрсе тухас терӗм. — У меня срочное дело, и оно касается вас, поэтому я решился прийти так поздно.
Ҫакна вӑл кулкаламасӑр каларӗ те вара эп ӑна ҫинчех ӗнентӗм, ӗҫӗ, чӑн васкавлӑ пулӗ те хама тивет пулмалла терӗм. Он сказал это очень серьёзно, и я сразу поверила, что дело срочное и что оно касается меня. Вӑл пӑшӑрханманнине кура та ӗнентӗм. Я поверила, потому что он был совершенно спокоен.
— Кӗрсе тухӑр эппин тархасшӑн. — Пожалуйста, зайдите.
Эпир пӗр-пӗрин ҫине пӑхса тӑтӑмӑр, вӑл шӗлепкине тытнӑ, эпӗ таса мар витрепе. Мы так и стояли друг против друга — он со шляпой, а я с помойным ведром в руке. Унтан вара эп асӑма илтӗм те витрене алӑксен хушшине лартрӑм. Потом я спохватилась и сунула ведро между дверей.
— Эп кӗни вырӑнсӑртарах пуласран хӑратӑп-ха, — терӗ вӑл япшарӑн: — сирӗн патӑрта хӑнасем пур пулас? — Боюсь, это не совсем удобно, — вежливо сказал он: — у вас, кажется, гости?
— Ҫук, хӑнасем мар. — Нет, не гости.
— Кунта, пусма ҫинче калаҫма юрамӗ-ши вара? — А можно здесь, на лестнице? Е аялалла анӑпӑр, бульваралла. Или спустимся вниз, на бульвар. Сире ман пӗлтермелли пур та… Мне нужно сообщить вам…
— Пӗр самантлӑха ҫеҫ, — терӗм эпӗ васкаса. — Одну минуту, — сказала я быстро.
Мана Александра Дмитриевна чӗнчӗ. Александра Дмитриевна звала меня. Эпӗ алӑка тайрӑм та Александра Дмитриевнӑна хирӗҫ утрӑм. Я прикрыла дверь и пошла к ней навстречу.
— Кам унта? — Кто там?
— Александра Дмитриевна, эпӗ халех таврӑнӑп, — терӗм ӑна хыпаланса. — Александра Дмитриевна, я сейчас вернусь, — сказала я быстро. — Е акӑ мӗскер… — Или вот что… Тата чӗрӗк сехетрен Валя ман пата антӑр. Пускай Валя через четверть часа спустится за мной. Эпӗ бульварта пулатӑп. Я буду на бульваре.
Вӑл тата темӗн каларӗ те, анчах эпӗ хам хыҫҫӑн алӑка хупса чупсах тухрӑм. Она ещё говорила что-то, но я уже выбежала и захлопнула двери.
Каҫӗ сулхӑн, эпӗ платье вӗҫҫӗн ҫеҫ, Ромашов мана пусма ҫинче тӑнӑ чухнех «Шӑнса пӑсӑласран сыхланӑр», терӗ. Вечер был прохладный, а я — в одном платье, и Ромашов на лестнице сказал: «Вы простудитесь». Хӑй пальтоне парасшӑнччӗ пулас вӑл, ӑна хывса аллинче те ҫӗклесе пычӗ, унтан хамӑр ларнӑ чух ӑна тенкел ҫине хучӗ, — ҫапах та сӗнме хӑяймарӗ вӑл. Должно быть, ему хотелось предложить мне своё пальто — и он даже снял его и нёс на руке, а потом, когда мы сидели, положил на скамейку, — но не решился. Мана сивӗ те марччӗ. Впрочем, мне было не холодно. Эрех ӗҫнипе пит-куҫӑм ҫунса тӑратчӗ, пӑшӑрханкаларӑм та. У меня горело лицо от вина, и я волновалась. Пӑшӑрханасси ахальтен килменнине туйсах тӑтӑм эпӗ. Я чувствовала, что этот приход неспроста.
Бульварта лӑпкӑ та пушахчӗ, стариксем ҫеҫ туйисем ҫине тӗренсе ларатчӗҫ — пӗр старик пуҫне пӗр тенкел — Гоголь палӑкӗ пӑтӗнчен пуҫласа «Дворец Советов» станцине тӑвакан хӳме патне ҫитичченех ларса тухнӑччӗ вӗсем. На бульваре было тихо и пусто, только, опираясь на палки, сидели старики — по старику на скамейку — от памятника Гоголю до самого забора, за которым строили станцию «Дворец Советов».
— Катя, акӑ мӗн ҫинчен калас теттӗм эпӗ сире, — сыхланса ҫеҫ пуҫларӗ Ромашов, — экспедици пуласси сирӗншӗн епле кирлине пӗлетӗп эпӗ. — Катя, вот о чём я хотел сказать вам, — осторожно начал Ромашов, — я знаю, как важно для вас, чтобы экспедиция состоялась. Унтан тата… И для…
Вӑл такӑнчӗ те малалла вара ҫӑмӑллӑнах калама пуҫларӗ: — Он запнулся, потом продолжал легко:
— Саньӑшӑн та. — И для Сани. Чӑннипех вӑл кирлӗ тесе шухӑшламастӑп эпӗ, уҫӑрах каласан эппин вӑл сирӗн пурнӑҫӑрта мӗн те пулин улӑштарма пултарать, сӑмахран, сирӗн пиччӗрӗнне, ӑна вӗт экспедици питӗ хӑратать. Я не думаю, что это фактически важно, то есть, что это может что-то переменить в жизни, например, вашего дядюшки, которого это очень пугает. Анчах ку ӗҫ сире тивет, ҫавӑнпа вӑл маншӑн пурпӗрех пулма пултараймасть. Но дело касается вас и поэтому не может быть для меня безразлично…
Кӑна вӑл ҫапла ҫӑмӑллӑнах каларӗ. — Он сказал это очень просто.
— Эп сире ҫавӑн ҫинчен каласшӑнччӗ те. — Я пришёл, чтобы предупредить вас.
— Мӗн синчен? — О чём?
— Экспедици пулмасси ҫинчен. — О том, что экспедиция не состоится.
— Тӗрӗс мар!— Неправильно! Мана ун ҫинчен Ч. пӗлтерчӗ. Мне об этом сообщил Ч.
— Халь кӑна калаҫса татӑлчӗҫ, экспедицие яма кирлӗ мар терӗҫ, — лӑпкӑнах хирӗҫ пулчӗ Ромашов. — Только что решили, что посылать экспедицию не стоит, — спокойно возразил Ромашов.
— Кам калаҫса татӑлнӑ? — Кто решил? Ӑҫтан пӗлетӗр вара эсир? И откуда вы знаете?
Вӑл ҫаврӑнса тӑчӗ, унтӑн, каллех ман ҫине пӑхса, кулса илчӗ. Он отвернулся, потом взглянул на меня, улыбаясь.
— Мӗнле калассине те пӗлместӗп ӗнтӗ. — Не знаю, как и сказать. Каллех эсир хӑвӑр каланӑ пек йӗксӗк пулатӑп акӑ. Снова оказываюсь подлецом, как вы меня назвали.
— Хуть те мӗн тӑвӑр. — Как угодно.
Вӑл тӑрса каять пуль тесе хӑрарӑм. Я боялась, что он встанет и уйдёт. Ытла та лӑпкӑ ӗнтӗ, хӑй ҫине шанса тӑрать, ӗлӗкхи Ромашов пек те мар. Настолько он был спокоен и уверен в себе и не похож на прежнего Ромашова. Анчах вӑл каймарӗ. Но он не ушёл.
— Главсевморпути начальникӗн заместителӗ экспедици проекчӗ ҫинчен калаҫнӑ та хӑех ӑна хирӗҫ пулнӑ, ун ҫинчен мана Николай Антонович каласа пачӗ. — Николай Антоныч сказал мне, что заместитель начальника Главсевморпути доложил о проекте экспедиции и сам же высказался против. Капитансене шырас ӗҫ Главсевморпути ҫирӗм ҫул ӗлӗкрех ҫухалнӑ ӗҫӗ мар, тесе шутлать вӑл. Он считает, что не дело Главсевморпути заниматься розысками капитанов, исчезнувших более двадцати лет тому назад. Ман шутпа вара… — Ромашов такӑнчӗ, ӑна пӑчӑ пула пуҫларӗ пулмалла, мӗншӗн тесен вӑл шӗлепкине хыврӗ те чӗркуҫҫи ҫине хучӗ, — ку ун шухӑшӗ мар. Но, по-моему… — Ромашов запнулся; должно быть, ему стало жарко, потому что он снял шляпу и положил её на колени, — это не его мнение.
— Эппин кам шухӑшӗ пултӑр? — Чьё же это мнение?
— Николай Антоновичӑн, — хӑвӑрттӑн каласа хучӗ Ромашов. — Николая Антоныча, — быстро сказал Ромашов. — Вӑл паллать ҫав заместителе, — заместитель вара ӑна Арктика историне калама ҫук нумай пӗлет тесе шутлать. — Он знаком с этим заместителем, и тот считает его великим знатоком истории Арктики. Чӑнах та, Татаринов капитана шырас тесен, Николай Антоновичпа та канашламасан кампа канашламалла? Впрочем, с кем же ещё и посоветоваться о розысках капитана Татаринова, как не с Николаем Антонычем? Экспедици хатӗрлесе яраканӗ вӑл пулнӑ-ҫке-ха, унтан вара ҫавӑн ҫинчен ҫыраканӗ те вӑлах пулнӑ. Ведь он снаряжал экспедицию и потом писал о ней. Географи обществинче те вӑл хисеплӗ член. Он член Географического общества — и весьма почтенный.
Ӑшӑм вӑрка пуҫларӗ манӑн. Я была так взволнована. Ҫав самантра эпӗ Николай Антонович мӗншӗн экспедицие путарса лартасшӑн тертленсе ҫӳрени ҫинчен те шухӑшларӑм, Ромашова тата мӗн кирлӗ пулнӑ-ши, каллех ӑна сутмашкӑн. Я не подумала в эту минуту ни о том, почему Николай Антоныч так хлопочет, чтобы розыски провалились, ни о том, что же заставило Ромашова снова выдать его. Эпӗ акӑ аттешӗн те, Саньӑшӑн та ҫакӑн пек мӑшкӑла тӳсетӗп. Я была оскорблена — не только за отца, но и за Саню.
— Мӗнле унӑн хушамачӗ. — Как его фамилия?
— Камӑн? — Чья?
— Ҫухалнӑ капитансене шырама та кирлӗ мар теекеннин. — Этого человека, который говорит, что не стоит разыскивать исчезнувших капитанов.
Ромашов ун хушаматне каларӗ. Ромашов назвал фамилию.
— Николай Антоновичпа, паллах ӗнтӗ, калаҫмастӑп эпӗ, — терӗм малалла, хама хам темӗн пек лӑплантарасшӑн пулсан та лӑплантараймасӑр. — С Николаем Антонычем я, разумеется, не стану объясняться, — продолжала я, чувствуя, что у меня ноздри раздуваются, стараясь успокоиться и чувствуя, что не в силах. — Эпир унпа ӗмӗрлӗхех калаҫса татӑлнӑ. — Мы с ним объяснились раз навсегда. Анчах Главсевморпутинче эпӗ ун ҫинчен мӗн те пулин каласа парӑп-ха. Но в Главсевморпути я кое-что расскажу о нём. Саньӑн вӑхӑчӗ пулмарӗ ӑна аркатса тӑкма, е хӗрхенсе тӑчӗ-и вӑл, ӑна пӗлместӗп ӗнтӗ… У Сани не было времени, чтобы разделаться с ним, или он пожалел, не знаю… Ҫитӗ ӗнтӗ, чӑнах-и вара эс калани? — терӗм эпӗ сасартӑк Ромашова куҫран пӑхса, ҫав вӑхӑтрах кӑна мана хама юратакан ҫын калать-ҫке, тесе шухӑшласа илтӗм, унӑн пӗтӗм ӗмӗчӗ те Саньӑна мӗнле шанчӑклӑрах вӗлерме пулать тени кӑна вӗт! Да полно, а правда ли это? — вдруг сказала я, взглянув на Ромашова и подумав, что ведь это же он… он, который любит меня и, должно быть, только и мечтает, как бы вернее погубить Саню!
— Мӗншӗн улталас вара манӑн? — терӗ Ромашов нимӗн хӗрӳсӗрех. — Зачем я стану говорить неправду? — равнодушно возразил Ромашов. — Хӑвӑрах пӗлӗр акӑ. — Да вы узнаете. Сире те калӗҫ… Вам тоже скажут… Паллах ӗнтӗ, лере кайса вӗсене пӗтӗмпех ӑнлантарса памалла. Конечно, нужно пойти туда и всё объяснить. Анчах эсир… ҫакӑн ҫинчен кам урлӑ пӗлнине ан калӑр. Но вы… не говорите, от кого вы об этом узнали. Каласан та, маншӑн пурпӗрех те-ха, — мӑнкӑмӑллӑн хушрӗ вӑл, — Николай Антонович ҫаван ҫинчен пӗлсен, ӑна хальхин пек улталасси ӳлӗмрен пулмасть вара. Или, впрочем, скажите, мне всё равно, — надменно прибавил он, — только это может стать известно Николаю Антонычу, и тогда мне не удастся больше обмануть его, как сегодня.
Николай Антонович маншӑн улталаннӑ иккен — акӑ мӗн каласшӑнччӗ Ромашов хӑйӗн ҫак сӑмахӗпе. Николай Антоныч был обманут ради меня — вот что он хотел сказать этой фразой. Вӑл ман ҫине пӑхса эп мӗн каласса кӗтсе тӑчӗ. Он смотрел на меня и ждал.
— Сире эпӗ никама улталама та хушман, эсир акӑ мана пулӑшас тесе тӳрӗ кӑмӑлпа («пурнӑҫӑрта чи малтанхи хут вӗт» тесе кӑштах калаймасӑр чӑтса тӑтӑм) ман пата килме хӑйрӑр та, уншӑн вӑтанса тӑмалли те ҫук пек ман шутпа. — Я не просила вас никого обманывать, хотя, по-моему, нечего стыдиться, что вы решились (я чуть не сказала: «первый раз в жизни») поступить честно и помочь мне. Николай Антоновича эсир мӗнле пӑхасса пӗлместӗп эпӗ. Я не знаю, как вы теперь относитесь к Николаю Антонычу.
— Йӗрӗнетӗп. — С презрением.
— Юрӗ, ку сирӗн ӗҫӗр. — Ладно, это ваше дело. — Эп ура ҫине тӑтӑм, мӗншӗн тесен мана чӑн та, ку ытла йӗрӗнтерчӗ. — Я поднялась, потому что мне стало очень противно. — Кирек мӗн пулсан та тавах ӗнтӗ, Миша. — Во всяком случае, спасибо, Миша. Чипер юлӑр-ха… И до свиданья…
Сивцево-Вражек патӗнче эпӗ хайхисене виҫҫӗшне те тӗл пултӑм: Александра Дмитриевнӑна, Кирӑна, Вальӑна. У Сивцева-Вражка я встретила всех троих: Александру Дмитриевну, Киру и Валю. Вӗсем ӑшша пиҫсе чупатчӗҫ, «тупата, ӑҫтан пӗлем ӑна? Тата вунӑ минутран эп таврӑнмасан кӑна пырӑр терӗ вӗт вӑл…» хӑвӑрт-хӑвӑрт каларӗ Александра Дмитриевна. Они бежали взволнованные, и Александра Дмитриевна говорила что-то: «Господи, да откуда же я знаю? Только сказала, что если я через десять минут не вернусь…»
Хушшӑмӑра шӑпах трамвай пӳлсе хучӗ, трамвай иртсе кайсан вӗсем виҫҫӗшӗ те халех кама та пулин ҫапса ӳкерес сӑнарлӑн бульваралла ыткӑнчӗҫ. Трамвай остановился как раз между нами, и, когда он прошёл, все трое ринулись на бульвар с воинственным видом.
— Чимӗр! — Стоп!
— Кунта-ҫке вӑл! — Да вот же она! Александра Дмитриевна! Александра Дмитриевна! Ак кунта вӑл! Она здесь!.. Катя, мӗн пулчӗ? Катя, что случилось?
— Эрехӗре ӗҫсе пӗтертӗр-и? — ыйтрӑм эпӗ кулмасӑр-тумасӑр. — А вино допили? — спросила я очень серьёзно. — Ӗҫсе пӗтертӗр пулсан, татах илмелле… — Если допили, нужно ещё купить… Манӑн татах ӗҫес килет, Саня сывлӑхӗшӗн. Мне хочется ещё раз выпить за Саню.
